Сколько раз Френи произнесла слово «правда»? Видимо, она ею одержима.

– В целом я согласна: всегда нужно говорить правду. Проблема в том, что мое понимание неких прошлых событий может сильно отличаться от впечатлений другого человека от тех же событий.

Френи чуть подумала и ответила:

– Да. И как определить, чья правда важнее?

Первин заинтересовал ход ее мысли.

– В этом и состоит одна из важнейших задач адвоката: убедить судью или присяжных в верности одного-единственного объяснения из многих высказанных.

– Я очень плохо формулирую свои мысли. – Голос Френи звучал сокрушенно. – Когда я говорю вслух, многие на меня обижаются. Лалита все твердит: я сама навлекаю на себя гонения.

– Как по мне, вы очень внятно выражаете свои мысли. Кстати, если вас интересует юридическое образование, сходите во время каникул в Верховный суд. Посидите среди публики, понаблюдайте. Почувствуете либо интерес, либо отвращение.

– А может, и то и другое, – предположила Френи, и они дружно хихикнули.

Френи встала, задела жесткой складкой сари край чайного столика, посуда задребезжала. Тут Первин с ужасом поняла, что не предложила посетительнице-студентке ни чашку чая, ни печенье.

Этот сумбурный разговор всколыхнул в голове у Первин очень много вопросов. У нее осталось ощущение, что Френи хотела сказать что-то еще, но Первин не поняла, что именно, потому что девушка скрытничала.

Еще в XIX веке Аршан Каян Мистри построил на Брюс-стрит особняк, достаточно просторный, чтобы там хватило места ему и трем его сыновьям с женами и детьми. На него – владельца строительной фирмы – работали лучшие архитекторы. Особняк получился изумительный, отделанный золотистым камнем из Курлы, украшенный фигурками крокодилов: во время дождя из пасти у них лилась вода. Комнаты с высокими потолками освещались газовыми лампами, впоследствии газ заменило электричество. Четыре выстланных мрамором ванные комнаты качеством водопровода могли поспорить с домами британских элит. Дедушка Мистри обожал свое детище и очень переживал, когда сыновья начали разлетаться из родного гнезда, чтобы зажить собственным домом в других частях города, не столь людных, где воздух посвежее.

В результате Аршан остался в просторном особняке один, в обществе одних лишь своих слуг и нечастых посетителей. И для него стало приятным сюрпризом, когда в 1905 году его средний сын Джамшеджи – своего рода отщепенец, который предпочел карьеру юриста строительному поприщу, – спросил, не может ли он открыть в Мистри-хаусе свою контору. Джамшеджи только основал свою практику, и близость особняка к бомбейскому Верховному суду была большим преимуществом.

Дом разделили на деловую и жилую части, к обоюдной выгоде. Двенадцать лет кряду отец с сыном встречались за ленчем или чаем – до самой кончины пожилого джентльмена в 1917 году.

Про Аршана не забыли – в вестибюле висел его портрет в полный рост. Дедушка Мистри был изображен в возрасте шестидесяти лет, в европейском костюме и высокой черной фете[8] на голове. Правой рукой он опирался на столик, где лежали раскрытая священная книга, вечное перо и строительная линейка. Художник, Пестонджи Боманджи, сумел передать суровый взгляд темно-карих глаз, которые еще и следили за каждым, кто смотрел на картину, как глаза «Моны Лизы» да Винчи.

В четверг, 17 ноября, Первин не смогла найти во всем Мистри-хаусе ни одного места, где не чувствовала бы на себе чужих глаз. Началось все утром, с реакции отца на ее предложение остановиться у костра, зажженного борцами за свободу. Он резко ответил, что она в этом году уже достаточно работала бесплатно. И с какой радости Первин тащиться на самый север города, в фабричный район, если она только что заявила, что слишком занята, чтобы праздновать прибытие принца к Воротам Индии?