– Вы выучили все это наизусть? – Резкий порыв ветра сорвал с веревки белый лоскуток, который Мустафа не успел прикрепить. Первин поймала его на лету: отцовский льняной носовой платок, на котором теми же витыми буквами, какие красовались на печати их конторы, была вышита монограмма Джамшеджи.

– Шукрия[10], – поблагодарил ее Мустафа, возвращая платок на веревку. – Да, программу визита я прочитал в газете. Ваш отец позволил мне отлучиться и посетить собрание ветеранов на Майдане – оно состоится на следующей неделе.

При этих словах Первин вспомнила про Френи Каттингмастер – та больше к ней так и не пришла. Первин уже жалела, что предложила девушке сказаться больной: негоже юристке-парсийке, призванной служить идеалом, подавать молодой девушке такой пример. Так пойдет Френи в колледж или нет?

Почему ей кажется, что это очень важно? Первин почувствовала, как тело ее сковала тревога. Посмотрела на часы, поняла, что до того момента, когда принц сделает первые шаги через Ворота, осталось сорок пять минут. Поддавшись порыву, она сказала:

– Ладно, пойду туда. Вы видели мой бинокль? Я его куда-то засунула.

Седые брови Мустафы сошлись к переносице.

– Что вы на этот раз удумали?

В голове ее начал складываться план. Доехать на поезде от Черчгейта до станции Чарни. Оттуда и пешком недалеко до колледжа Вудберн.

– Кажется, вы с папой считаете, что второй такой возможности не представится. Вы совершенно правы. Пойду посмотрю на процессию. – Первин старалась сохранять беспечность тона, чтобы Мустафа не насторожился.

– Но вы же упустили возможность поехать в амфитеатр на набережную Аполлона. Арман там, вместе с машиной, – сообщил Мустафа, имея в виду семейного шофера.

– Я поеду в колледж Вудберн, там тоже есть трибуны для зрителей.

Мустафа засунул пустую корзину под мышку.

– Правда? А мисс Хобсон-Джонс тоже там будет?

– Разумеется.

Первин знала, что Мустафа симпатизирует Элис. Прежде чем получить место младшего преподавателя математики, английская подруга Первин подрабатывала у них в конторе – пригождались ее знакомство с работой местного правительства и ее познания в математике.

– А как вы доберетесь до колледжа? – все так же настороженно спросил Мустафа.

– Поездом по западной ветке. Обещаю, что все будет хорошо. – Потом Первин сухо добавила: – Уверена, что все купе будут заняты поклонниками принца.

Первин двинулась в путь, положив в портфель бинокль, визитницу, несколько ручек и рабочий блокнот. С портфелем в руке она ощущала себя на работе, а не на празднике. Остальные разоделись в пух и прах, она же выбрала повседневное сари из персиково-красного шелка в технике бандхедж[11], а под него – белую хлопчатобумажную блузку. Сегодня она, пожалуй, предпочла бы, чтобы блузка не выглядела настолько европейской. По ней ее будут судить и активисты, и приверженцы британской короны. Никому же не ведомо, что она отправилась в путь не затем, чтобы выражать обожание или порицание. Ей важно было понаблюдать, как город отреагирует на прибытие Эдуарда, – и выяснить, как решила поступить Френи.

По дороге на станцию Черчгейт нужно было пройти мимо Эльфинстон-сиркл – круглой площади, застроенной едва ли не самыми элегантными и представительными деловыми зданиями в городе.

В 1870-е годы в застройке Эльфинстон-сиркл участвовали двое каменщиков из фирмы Мистри. Впоследствии дела пошли так хорошо, что дедуля Мистри смог купить одно из солидных зданий на Эльфинстон-Сиркл себе под контору. Сегодня на верхних этажах строительной фирмы «Мистри и сыновья», так же как и у соседей, развевались британские флаги.