На входе в больничное крыло меня встретила приветливая женщина, вот уже девятый день подряд открывающая мне дверь на электронном замке. Как-то раз она отметила мои длинные вьющиеся волосы:

– Очень у тебя причёска красивая.

– Спасибо, – вежливо сказал я ей тогда.

Я поднялся на последний этаж и прошёл по коридору мимо стеллажа со старыми, чертовски потрёпанными книгами. Глянул, не появилось ли чего нового.

«Нет. Вот так неожиданность».

Зашёл в туалет вымыть руки. Хоть на стене и висел запрет на курение, вонь в этом маленьком помещении была просто дикой. Словно там каждые пять минут проводили чемпионат по скоростному выкуриванию сигарет. Закончив, я вышел и подошёл к двери палаты, в которой и расположили бабушку.

Каждый раз. Каждый грёбаный раз я останавливался и собирался с духом, прежде чем открыть дверь и войти туда. Я всё никак не мог привыкнуть к тому, что я захожу и вижу бабушку, лежащую на кровати, только вот не у себя в комнате, а здесь, в этом царстве тоски и переживаний. Но так или иначе, я всегда заходил с улыбкой. Это давалось мне с большим трудом, но не думаю, что ей бы понравилось, зайди я в палату с кислой миной.

Я глубоко вздохнул, затем выдохнул и наконец вошёл внутрь.

Зрелище было не самым приятным; палату бабушка делила ещё с тремя людьми – женщиной средних лет, стариком и ещё одной женщиной, уже в приличном возрасте. Женщина средних лет лежала чуть не на краю кровати и громко храпела, старик сидел и о чём-т говорил с молодым человеком (своим внуком, как я потом узнал). А вот с женщиной в возрасте всё было не так очевидно; с одной стороны, глаза открыты, но с другой – взгляд их совершенно пуст. Просто устремлён в потолок без какого-либо выражения.

Вся эта обстановка меня кошмарно угнетала, но я был уверен, что это ерунда по сравнению с тем, что чувствовала моя бабушка. Она-то проводила время в этой не самой интересной компании уже девять дней, и предстояло ещё один.

Осмотрев других, я перевёл взгляд на бабушку и с усилием натянул на лицо улыбку. Она улыбнулась в ответ, и я чётко видел: улыбка искренняя.

– Привет, – тихо сказал я, усаживаясь на стул рядом с её кроватью.

– Привет, родной, – сказала она беззвучно. Теперь каждое её слово звучало так, так что далеко не всё я понимал с первого раза.

– Ну ты как? – поинтересовался я.

– Нормально, – был ответ.

«Мне бы твою стойкость…»

Даже тогда. Даже, чёрт возьми, тогда, когда она выглядела максимально слабо и устало, это было сказано как: «Всё супер. Конечно, подхватила пневмонию, но это так, пустяк».

– Ну и хорошо, – всё ещё улыбаясь ответил я и бросил взгляд на небольшую горстку таблеток на прикроватной тумбочке.

Эти самые таблетки мне предстояло дать ей выпить (так уж и быть, напишу именно это слово) во время обеда. Сама она есть не могла, не позволяла проклятая слабость. Именно покормить её – была моя основная задача, помимо обычного проведывания. Утром это делала Валентина Ивановна либо мой брат, а в обед уже я.

– На улице сегодня тепло, – поделился я с ней. – Не жарко.

– Не жарко?

– Нет. – Я мотнул головой и глянул в пыльное окно.

Судя по всему, она заметила, что я выглядел не так как всегда, а потому, как обычно одними губами, спросила:

– Ты сам как?

Я посмотрел на свою бабушку и увидел её через влажную пелену. В глазах уже рождались слёзы.

«Не вздумай, чёрт побери».

Даже находясь в самом своём плохом состоянии, она продолжала думать и обо мне. Ну что со мной могло сделаться? Очевидно же, что ничего, а она всё равно волновалась, и я читал это в её взгляде, который по-прежнему был ясным, осознанным, хоть и потускнел. В этом была вся Анастасия Крылова. Как бы плохо ни было тебе, не забывай о других, неважно, семья или друзья; важны все.