Особенно запечатлелся в памяти наш отъезд из хутора.

К тому времени дедушку Макара уже выписали из больницы, и он повез нас на автостанцию на своей подводе.

Стояло раннее летнее утро, и свежесть прозрачного воздуха будила и бодрила.

Лошадка шла мерно, иногда потряхивая гривой, фыркала.

Мама тихо беседовала с дедом, а я любовалась разворачивающимся передо мной видом, представляя себя этакой сказочной королевой, обозревающей свои несметные королевские владения.

Поначалу шли заборы, так называемые плетни, через которые свешивались ветки с тяжелыми и спелыми яблоками, которые буквально сами просились в рот, ну чтоб их непременно скушали.

Затем вставал пронизанный солнечными лучами таинственный лес с перекликающимся гомоном птиц, и наконец выехали в безоглядное поле пшеницы.

Подставив лицо ярко-золотистым лучам утреннего солнышка, оглянулась, прощаясь, на удаляющийся лес, где по-прежнему не смолкало звонкое пение птиц. От охватившего восторга, радости и счастья внутри дивно запел птенчик.

А впереди наплывало и наплывало колышущее зелено-желтое море пшеницы, позади отставал, маня прохладой изумрудной зелени, лес, сверху лилась бездонная голубизна неба и пронизывающие все это великолепие лучи теплого летнего солнышка, в ушах звенел щебет птах.

Непередаваемое словами состояние полета, вернее сказать, парения над землей.

С тех пор, если вдруг загрущу, вспоминаю это удивительно-прекрасное утро, ставшее таким далеким, и чувство светлой радости и тоски по незабываемой красоте Украины снова переполняет мое сердце.

Вообще я мечтатель и часто чувствую, что вот-вот со мной непременно должно произойти что-то необыкновенное, хотя внутри этого боюсь – да-да, именно боюсь.

А в чудеса почему-то продолжаю верить.

Когда мы вернулись в Горняк, на станции нас встречала бабушка Нюра.

Мы устроились со своими чемоданами на кузове грузовика, и меня буквально распирало от восторга, что стою рядом с отцом и ветер мощной струей бьет прямо в лицо. Пугали только рытвины на дороге, от которых нас подбрасывало вверх, и мы еще крепче цеплялись за борт машины.

Поначалу мы жили у бабушки Нюры, однако вскоре переехали на Северный поселок, где шло строительство новых домов.

Мама устроилась работать техничкой в интернат, который построили за время нашего проживания на Украине. Валя училась и жила в этом новеньком здании интерната, а я ей завидовала. Но она почему-то была недовольна и уговаривала бабушку забрать ее домой.

Приходя к маме на работу, я с удовольствием бродила по огромным классам, выглядывая из их больших окон на улицу. Особенно нравился красный уголок, где постоянно что-то происходило или оформлялось. С восхищением смотрела на это разнообразие красок, кисточек и карандашей. И если что-нибудь доставалось в подарок, то садилась и малевала, все равно что.

Вскоре мама уволилась оттуда, так как купили дом на другом конце нашего городка, на улице Алтайская. Дом принадлежал маминой дальней родственнице, о которой ходили жуткие слухи, будто она ведьма и могла превращаться в черную кошку. Мама сама лично рассказывала, как ночью повстречалась с этой кошкой, но пнула ее, и та исчезла.

Слушая эти ужасные небылицы, я цепенела от ужаса, искренне веря в эту жуть. Слава богу, что не довелось увидеть эту ведьму. Когда мы переехали в ее дом, она давно уже не жила в нем и, более того, вообще уехала из нашего города.

Дом был небольшим, всего одна комната и кухня, но с огромными сенцами. Возле дома был большой огород, который стараниями мамы процветал.

Вообще, мама, конечно же, у нас трудяга, но псих, и не дай бог попасться ей под руку в этот момент. Может огреть чем попадя. А потом плачет, сожалея о содеянном. Жалеет.