– За такие шутки в зубах бывают промежутки, – сквозь слезы сказал Венька. – Давай, вытаскивай скорей!

– Да стой ты, не крутись, – испуганно сказал я и схватил друга за штаны, останавливая его танец. – Дай посмотрю.

Внимательно осмотрев больное место, я увидел, что острый крючок наполовину впился в кожу.

– Дай попробую, – сказал я и осторожно взял крючок за цевье, пытаясь его вытащить.

– А! А! А! – еще громче закричал Венька, отскакивая от меня, словно от огня.

– Ну и ходи так, если не хочешь потерпеть, – сказал я и махнул рукой,

– Конечно, тебе хорошо, а ты бы знал, как больно! – сказал он, вытирая рукавом слезы.

Через несколько минут он успокоился, набрался мужества и тихо произнес:

– Давай…

Я снова взял нож и стал осторожно подрезать кожу. Венька молчал, стиснув зубы. От этой операции меня самого передернуло и мурашки поползли по спине. Подрезав рану поглубже кончиком ножа, я вытащил крючок. Уф! Все! К сожалению, кровь сильно текла из раны. Я приложил к ней носовой платок и сказал:

– На! Держи! До свадьбы заживет!

Венька молчал, скривив гримасу от боли, а потом еще плотнее прижал платок к руке. Через минуту он тихо прошептал:

– Пошли скорей домой.

– Это что такое? – грозно спросил нас его отец, который стоял у калитки.

– Да вот – несчастье, – ответил я и рассказал ему все не таясь.

– Ага, вот я ему сейчас дома покажу еще и за то, что взял без спроса деньги на крючки и оттяпал леску с моей донки, – сердито сказал отец и легонько толкнул сына во двор.

– Ну что же тут такого. С кем не бывает, – оправдывался сын.

Но его не слушали. Венька с заплаканными глазами замолк, прошмыгнул в открытую калитку и вопросительно оглянулся на меня – это он расплачивается за мою идею, а я остался в стороне.

А впрочем, не так ли бывает, и в жизни?

Вот уже в который раз мы плывем по знакомому маршруту. Я гребу веслами около получаса, натужась и потея. Мой друг сидит на корме и блаженно загорает. Я не выдерживаю этой идиллической сцены и кричу:

– Венька, бездельник, хоть бы помог немного грести! Я устал! У меня руки отнимаются!

Венька, лениво потягивая плечами, выдавил из себя:

– А ты мне помогал, когда я греб? А?

Я молчу: так оно и было. Но через несколько минут я снова нарушаю молчание:

– Венька, хоть бы пока дорожкой половил. Ну чего зря сидеть? Ну потрудись для общего дела, дружок!

Услышав про дорожку, он вскочил, отбросив лень и усталость:

– Правильно! О чем я раньше думал?! Я сейчас…

Через пару минут он держал в руках дорожку и разматывал толстую леску, опуская тяжелую, колеблющуюся блесну в воду.

– Давай, давай греби быстрее, а то блесну зацепит, – скомандовал Венька.

Я налег на весла. Через минуту он закричал:

– Да тише ты, а то блесна поднимается ото дна.

Я был не рад тому, что предложил: Венька стал командовать мной, как куклой-марионеткой. Вместо размеренного и спокойного темпа я перешел на рваный, то сильно загребая, то слабо. Уф! Мне это надоело и я раздраженно буркнул:

– Раскомандовался тут, хоть бы толк был от твоих приказов. Только я это произнес, как Венька закричал:

– Стой! Стой! Зацеп!

Я поднял весла и сразу заметил, что леску потянуло вверх. Я догадался, что это поклевка, прыгнул к Веньке и закричал:

– Да это же поклевка! Подсекай!

Венька тоже понял, что это поклевка, и подсек. Леска упруго натянулась и, кажется, зазвенела.

– Подсачек давай! – закричал мой друг.

Я стал вытаскивать из чехла подсачек, боясь опоздать: несдобровать бы мне тогда от Веньки. К счастью, я успел.

Венька осторожно вываживал рыбу. Вот она, щука, выплыла на поверхность у кормы, но потянула в сторону.