Мать замолкла. И чувствовалось по её красноречивому молчанию не обиделась только потому, что он собирался идти за грибами.

Артёма после этого разговора про зелёнку, идти в лес – обломало основательно. Он и так-то не горел желанием. Но отступать было уже поздно, и он нехотя начал собираться, стараясь потянуть время, авось дождь опять пойдет. Ведь у нас на «авось» всегда большие надежды. Об этом, напомню лишний раз, сказал гениальный писатель, не буду называть фамилию, продвинутые как читатели – читатели его знают, – в своём гениальном рассказе про Неточку Незванову. Глянул в окно: небо всё так же было свинцово- серого цвета, тучи низко тащились над землей, чуть ли не задевая свисающими, набухшими водой, бесформенными клочьями за высокие деревья, но дождя как ему бы хотелось, не было. Надел свитер, джинсы, снял с капроновой бечёвки, протянутой у печки для просушки, носки – они были теплые, приятно надеть на ногу. Кот, увидел что хозяин встал, чего-то решил про себя в своей неглупой кошачьей голове, спрыгнул с дивана и, неторопясь пошёл на кухню. Почуял, что хозяйка сейчас будет чего-то готовить, может и ему обломиться лишний раз поесть. Но не обломилось.

Вот скотинка ненасытная, невесело подумал Артём, наблюдая в прореху между занавесками как кот, подняв хвост трубой и заурчав, начал тереться правым ухом о ногу пенсионерки, обутой в обрезанный по щиколотку валенок. Их она носила в избе вместо тапок: у неё от возраста даже летом мёрзли ноги.

– Иди отсюда, – услышал Артём недовольный голос матери, явно направленный в его сторону, – тебя только час назад кормили! Лентяй! Лучше бы мышей ловил! Пешком по дому ходят! По интонации голоса он понял, что она недовольна его отказом испечь блины на зелёнке.

– Мя-я! (Тимофей Потапыч когда мяукал, у него получалось « мя-я», а не мяу). – Нафиг мне нужны мыши, когда ты меня и так накормишь! Бегай за этими паразитами – всю шкуру о доски обдерёшь! Она и так у меня не в лучшем виде!

– Что!? – Артём чуть не упал, натягивая резиновый высокий сапог, в каких он ходил в лес по сырой погоде, – я не ослышался? Вроде коты ещё не научились разговаривать по- человечески? Справившись с сапогом, он на цыпочках подошёл к занавеске и заглянул в кухню.

Пожилая дама, его ближайшая, ближе какой не придумали в Небесной администрации десяти триллионов созвездий, родственница, которая подчиняясь мощному биологическому инстинкту, очень давно, выдавила его посредством внутренних индивидуальных женских мышц на этот свет, где он теперь проходил разнообразные мучения, одно из которых сейчас претворялось в жизнь как – «поход за грибами в лес» в очень негативных климатических условиях, – деревянной ложкой, расписанной киноварью красными цветами по золоту, черпала из бумажного пакета муку, сыпала её в белую эмалированную кастрюльку, залитую молоком, и размешивала вилкой до однородной массы: рядом лежали пара яиц, сода и соль для дозаправки.

Нервы, подумал Артём, откинул занавеску из тонкого материала с рисунком в мелкий цветочек с красными лепестками, прошёл в угол, где около деревянной тумбочки, выкрашенной в зелёный цвет, для готовки со столовыми приборами в выдвижных ящичках, а на нижних полках хранились крупы в стеклянных банках, стояла бутыль с брагой, взял железную, покрытую белой эмалью, кружку с навесной деревянной полки, выструганной вручную рубанком ещё отцом его матери, присел на корточки, снял с горлышка надувшуюся резиновую перчатку, которая показывала готовность напитка, и осторожно наклонил над стаканом вместительную стеклянную ёмкость с мутной, цвета мякиша ржаного хлеба, консистенцией, называемой в народе брагой. « Буль-буль- буль» – жидкость, щедро сдобренная хлебными крошками, поднявшимися со дна, толчками проплюнулась в кружку. Налил почти до краёв; осторожно одной рукой, как жонглёр в цирке, верную бутыль в прежнее положение, одновременно, ещё бережнее, как влюбленный Петя Безухов в Ростову Наталью Капитоновну в танце, держа в другой руке кружку с самопальным слабоалкогольным напитком, чтобы не расплескать на плиты Баальбека, выпрямился в полный рост, замирая, выпил мелкими глотками горький, с привкусом размякшей хлебной корки, напиток, и поставил кружку на тумбочку. Не забыл надеть резиновую перчатку опять на горлышко бутыли.