Лицо матери скрылось за шторой. Она обиделась: Артём это сразу понял, – ушла на кухню и начала там греметь посудой.

Настроение у Артёма, слегка поднявшееся после сочинения двух нехилых четверостиший, упало окончательно: взяла досада на «старую». Что она своим внезапным появлением обломала ему родившееся на глазах вдохновение, убив появление следующих двух строчек – а это уже «заява» на полноценное стихотворение; за ними, следуя закону жанра, и ещё пришли бы два-три – к цыганке Азе не ходить чтоб погадала на картах! В тоже время, как бывало в таких случаях, когда они ссорились, а это происходило частенько, характер у него был ещё тот (он и с бывшими женами был постоянно на ножах: те радовались, любили тоже поскандалить), после таких перепалок и ссор становилось её жалко. К тому же у её любимой героини, на текущий период теле-мыльной жизни, было совсем – завяли гладиолусы в оранжерее – в плане отношений: возлюбленный – используя замусоленный термин из сопливых дамских романов, – фраербоцнул её не по-детски (бросил) под нажимом родственников, и собрался жениться на дочери, тоже богатого, как и его папаша, соседа, и там уже дело шло к свадьбе. Бедной Лизе – Тропиканке сообщила эту печальную новость Роза – кухонная работница из прислуги. Из-за перегородки, как раз напротив изголовья дивана, очень хорошо было слышно, как сынок дона Педро, только что удачно продавшего очередную партию обезьян новорусскому биз’у в красном пиджаке, скандалил со своим отцом, дескать, я никогда не женюсь на этой кикиморе Эсмеральде, на неё не взглянешь без дрожи, тем более она – у неё мужиков было как грязи, а Тропиканка хоть и бедная Лиза, но честная чистая девушка, об даже ещё Фёдор Михайлович хорошо написал, и я у неё буду первый мужчина! И мы любим друг друга! А я говорю женишься на Эсмеральде, гнул свою линию его отец, и рядом сестра дона Педро, донья Педриотта поддакивала: «Нехорошо, Петрушенька, грёбаный ты папуас, родителю перечить! Он тебя родил, он тебя ростил, кормил- поил, вон какого лоботряса- ублюдка, ты вымахал – скотина неблагодарная, родителя не слушаешь! Из-за перегородки было слышно как они скандалили, аж на протяжении четырёх серий, режиссёр сего гениального кинопроизведения разогнался не на шутку, а бедная девушка из нищей тропиканской деревни в рязанской области, где её жители жили в соломенных хижинах без удобств: туалет на улице под баобабом, а задницу лопухом подтереть и денег не надо тратить на туалетную бумагу в пятёрочке, магазина в деревне нет, асфальт-шоссе тоже – ну в точности, как в их деревне тоже отродясь никто не видел, – плакала в чулане, когда догадалась, и мать Артёма, комментируя вслух, сильно за неё переживала.

– Ладно, мам, не обижайся! – сказал Артём, поднимаясь с дивана, – схожу за грибами. Тогда уж в Монаково (соседнее село) сегодня за продуктами я не пойду. Хватит у нас там чего поесть на ужин? Кот, лежавший у него в ногах, потянулся с видимым удовольствием, по всей вероятности думая, как хорошо, что не меня посылают в лес за грибами, зевнул, и опять положил голову на лапу, лениво постукивая кончиком хвоста по диванному ложу. И почему я не родился котом, подумал поэт, посмотрев с некоторой толикой зависти на маленького домашнего хищника, сейчас бы лежал на диване и нафиг никакие грибы не нужны!

– Хватит-хватит! – сразу повеселевшая родительница высунулась между занавесок, закрывающих вход из кухни в горницу, – возьми пакет, не забудь нож и надень плащ, а то в лесу сыро! За грибами Артём брал в лес полиэтиленовый пакет, а не корзину, как другие грибники; с ней было неудобно таскать лишнюю тяжесть в руках, как другие понтярщики: дескать, я в лес иду за грибами, смотрите, какая у меня корзина из ивовых прутьев на рынке купил! Насмотрятся по телевизору хренотени и подражают городские самаритянки.