Продвигаясь к Кизляру, Дюма знал, что именно там начинается враждебная России территория, где и сейчас идет давняя и беспощадная война немирных горцев Кавказа с русскими войсками. Как ни коротка была подготовка Дюма к путешествию по России, он был в курсе того, что практически вот уже три века почти все народы Кавказа сопротивляются нашествию царских войск, а передышки между походами и войнами бывают очень короткими и ненадежными.

Последняя большая война на Кавказе началась сорок лет назад, когда в 1817 году генерал Ермолов – герой войны с Наполеоном Бонапартом – начал окружать горные районы тесным кольцом кордонов. Его солдаты прорубали просеки в непроходимых лесах, жгли аулы, переселяя горцев в низменные места, где уже стояли сильные русские гарнизоны.

Через десять лет генерала Ермолова сменил на посту главнокомандующего Светлейший князь и фельдмаршал Паскевич, и завоевание Кавказа продолжилось. Русские выиграли две войны – русско-иранскую и вслед за нею – русско-турецкую, подписав два мирных договора, по которым Россия железной ногой ступила на весь Кавказ, разгромив непокорные ханства. Однако в 1828 году в Чечне и Дагестане появился первый имам – верховный правитель исламского государства, объединяющий духовную и светскую власть, – по имени Гази-Магомед. Он пробыл имамом всего четыре года, погибнув в борьбе с русскими войсками, но идея имамата пережила Гази-Магомеда, и на смену ему пришел второй имам – Гамзат-бек, а вслед за ним, – последний имам – Шамиль, сподвижник двух первых имамов. Он возглавлял борьбу народов Чечни и Дагестана в течение четверти века, став легендарной личностью не только на Кавказе.

Еще находясь в Астрахани, но уже зная, что ему предстоит поездка на Кавказ, Дюма расспрашивал всех, знавших историю завоевания Кавказа, о многих городах и крепостях, которые должны были попасться на его пути от Каспийского моря до моря Черного.

В числе интересовавших Дюма пунктов был и Кизляр.

Адмирал Машин, по долгу службы, – ведь он был военным губернатором Астрахани, – рассказал Дюма об истории завоевания Кавказа. И хотя его французский язык был далеко не столь хорош, как того хотелось бы, но при помощи истого француза Курно, о котором уже говорилось выше, Дюма узнал от Машина много полезного и интересного. Кое-что узнал он и о Кизляре.

Крепость Кизляр начали строить в 1735 году и она оказалась первой русской крепостью в системе кавказских укрепленных линий. Эти линии состояли из укреплений и казачьих станиц, которых было более двух десятков. Между ними через каждые двадцать пять – тридцать верст расположены были редуты, а через каждые три-пять верст – пикеты, – сторожевые посты, с которых велось наблюдение за местностью и передвигающимися враждебными бандами и отрядами. Уже находясь неподалеку от Кавказа, Дюма узнал, что укрепленные линии продолжают строиться и в последние годы возникают по реке Белая – левому притоку Кубани, что совсем недавно заложили крепость Майкоп, и по реке Уруп – еще одному притоку Кубани, на берегах которого крепости начали появляться раньше, чем на Белой, но продвижение вперед все же шло не так быстро, как того хотели царские генералы.

Когда Дюма приехал в Кизляр, движение Шамиля доживало месяцы: он был осажден сначала войсками генерала Граббе, с сыном которого Дюма довелось познакомиться в станице Червленной, но несмотря на то, что аул Ахульго, где оборонялся Шамиль, был взят войсками Граббе, сам Шамиль сумел скрыться. Сейчас он засел в своем родном ауле Гуниб совсем неподалеку от Кизляра, который более всего поразил Дюма почти неприкрытым постоянным, ставшим неотъемлемой частью повседневной жизни, откровенным бандитизмом, беспрерывными разбоями, грабежами и убийствами. Каждый день происходили убийства и грабежи не только богатых купцов, но и бедняков, у которых отбирали по нескольку копеек, а, кроме того, широко практиковались кражи людей, за которых потом брали выкуп. Местные казаки, родившиеся на Тереке, вызывали у Дюма полный восторг. Он писал о них так: «Линейный казак, родившийся в этой местности, постоянно соприкасающийся с неприятелем, с которым он неминуемо должен рано или поздно столкнуться в кровавой схватке, с детства сдружившийся с опасностью, – солдат с двенадцатилетнего возраста, живущий только три месяца в году в своей станице, а остальное время до пятидесяти лет на поле и под ружьем, – это единственный воин, который сражается, как артист, и находит удовольствие в опасности.