Какое-то мгновение Вета висела на руках и не чаяла удержаться. Но вдруг стопа, словно сама собой, вцепилась в спасительное железо. И вот уже обе ноги на ступенях лестницы. Лестница громыхала и раскачивалась; тело заносило.

В окне второго этажа мелькнула тень, и в Вету нацелились бесцветные старушечьи глаза. Испуг словно бы прибавил силы. Вета чуть не побежала вниз по витым ступеням. На первом этаже, по счастью, не было никого. Руки изнемогали; мизинцы отказывались впиваться в холодное железо. До земли лестница не доставала чуть больше метра. Вета уже приготовилась прыгать, но руки свело судорогой. Не разжать. И тогда Вета решила действовать верой. Тихонько вскрикнула: «Господи, помилуй!» И рука освободилась для крестного знамения. Вета перекрестилась и прыгнула. Она сильно ушиблась бы, но голова, заодно с сумкой, перевесила, и Вета приземлилась как кошка – на передние конечности, слегка завалившись на бок. Встала, отряхнулась и побежала к метро. Одна остановка, можно и пешком.

Еще на станции Вета заметила симпатичные группки: прихожане спешили в храм. Только бы в храме не повстречать Светика.

– Господи, – взывала Вета, – Ты веси, я только к Батюшке, только к Батюшке! Я виновата, но помилуй! Я вернусь!

Народу полно. К солее не пройти. Отец Игнатий уже в алтаре. Но Вета принялась потихоньку пробираться вперед, слегка тесня прихожан, поддерживая кого за локоток, кого – за плечи. И едва не наткнулась на Лешу, который таким же образом пробирался в алтарь.

Записку Леша взял, не говоря ни слова, и тут же исчез за спинами прихожан. Дело сделано. Вета начала пробираться к выходу. Но тут начали шестую песнь. Отец Ефрем. Его пышная грива отсвечивала золотом в зыбком свете свечей.

Вета находилась у свечного ящика, когда запели кондак: душе моя! Люди в храме преклонили колена. Не выйти. Вета встала на колени вместе со всеми, и вдруг – заплакала от сознания своего бессилия. Во всем. И в том, что на нее периодически «находит» чрезмерно решительное настроение.

Она не решилась вставать с колен, пока не встанут все. Но, когда встала, ее поймал за локоток Леша. Как он тут оказался?

– Дождись отца Игнатия у солеи. Он выйдет. Сказал: за послушание.

В глазах у Веты потемнело, и она не заметила, как с другой стороны к Леше подошла Светик и полными ужаса глазами взглянула на Вету. А та, словно бы забыв, где находится, опустилась на пол и заснула.

Мил, переходя на нужную линию метро, торопился. И успел в последний вагон поезда. И вдруг почувствовал, что должен ехать на Алексеевское подворье. Выйти на остановку раньше. Разметав пассажиров, Мил выскочил из вагона первым и, не зная почему, хорошим бегом помчался в сторону подворья.

Иконостас. Фото А. Мишукова.

Вета встала на колени вместе со всеми, и вдруг – заплакала от сознания своего бессилия

Перед храмом, возле лавочки, собралась толпа людей. Леша, Светик и еще кто-то. На лавочке – голубое пальто и знакомый беретик. Вета!

Светик метнулась навстречу.

– Езжай ко мне домой; она скорую утром вызвала. Вот ключи.

Мил повиновался было, но перед ним, в окружении прихожан и матушки Анны, возник отец настоятель. Мил замер, словно его ударили. Отец Игнатий пристально посмотрел на Мила, на Вету и сказал только:

– Ну что, Николай? Вон тебе машина.

И кивнул на матушку Анну. Монахиня встрепенулась:

– Синие «Жигули»! Несите скорее Вету.

Матушка Люба провела перед Ветиным носом ватой с аммиаком:

– Глаза открыла. На втором месяце такое бывает.

Отец Игнатий поддакнул:

– Квартиру обещали?

Мил потупился:

– Обещали.

– То-то.

Жилкомиссия нагрянула почти без предупреждения, да еще в день, когда неизвестно почему отключили горячую воду. Ирина Георгиевна, собравшаяся было в храм, только похлопывала себя по бедрам и кудахтала: