– Не стоит. Я не знакомлюсь на улице.

И побежала, что было сил. Быстрее, еще быстрее. И, ускоряя шаг, переходя на бег, что позволяли ее мягкие туфли, наподобие спортивных, закричала:

– Будь проклята та сила, которая заставляла меня думать, что я ему принадлежу! Я свободна! Я свободна!

Зверь Апокалипсиса. Иллюстрация к книге «История мировых государств в Библейском Пророчестве». Москва, 1919. Фото Mikhail Teppone.

Он изменился и не изменился. В нем появилась мрачноватая тень, какое-то сходство с оборотнем

Вдруг завизжал трамвай: врезался в «Волгу», соскочили рога. Слева. Справа подошел вонючий до безобразия бомж и громко высказался. Потом словно бы намеренно толкнул кого-то. И когда он подошел? Стеша оглянулась: Рема не было рядом. Конечно, он не стал бы догонять ее. Он ведь трус.

На работе Стеша выпила кофе. В первые дни поста она принимала из пищи только горячую воду и хлеб. Или, если взять отгулы не получалось, напитки без сахара, хлеб и размоченные в воде сухофрукты. Заменяли дорогие сухофрукты – залитые кипятком яблоки. Иногда Стеша прибавляла в блюдо немножко сухариков. Сотрудницы улыбались и понимающе кивали: диета красоты. Стеша поддакивала им: духовной.

Нечаянная встреча кровью колотилась в висках. Простыла? Не надо бы. Мысли тонули в странном ознобе и вспышках жара. Губы немели, и Стеша едва удержалась, чтобы в обеденный перерыв не купить цветную помаду: лицо в зеркале было серо-синим. Однако, после обеденного кофе и яблок в кипятке с добавлением лимона и меда, краски Стешину лицу вернулись. Главный бухгалтер весело заметила:

– Стеша, диета тебе явно на пользу.

Рабочий день заканчивался. Стеша подумывала, как ей поскорее сдать свои бесконечные таблицы. В предвкушении богослужения усиленно занялась молитвой и словно бы представила себя в храме. Пока не услышала голос секретарши:

– Стеша, подойди к факсу.

Забулькал звонок. Стеша сняла трубку. Из трубки донесся забытый голос писательницы, с которой когда-то жил Рем. И как она узнала номер?

– Слушай, ты. Что ты ему сказала?

Стеша не поняла.

– Кому? Что сказала?

– Она не знает!

– Что не знает?

– Брось придуриваться! Рем повесился. Сегодня в три часа. У меня дома.

Стеша села на стул.

– Почему у тебя? Он же вроде у Лены жил!

– Семь лет назад! Они до сих пор судятся за квартиру.

– Но как ты мой номер нашла?

– Рем сам написал его. И твое имя. Значит, у вас что-то было.

– Да, я встретила его по пути на работу. Опаздывала и не смогла с ним поговорить.

– Ты врешь! Он просил помощи, и ты предала его! Вот они, христиане!

Писательница еще что-то хотела сказать, но Стеша бросила трубку. И сказала секретарю:

– Это жена моего бывшего. Если попытается позвонить снова, меня нет.

Секретарша понимающе кивнула.

Стеша сжала руками виски: да, неслабая все же простуда. Голова не болела. Только подозрительная дрожь в коленках.

Значит, все Ремово состояние достанется его жене. Потому писательница и звонит. Лене достанется все: черновики Рема, его связи, костюмы. И кредиты. Хотя кредиты он уж давно выплатил. Какая пурга! Непонятно одно: почему он повесился? Выпил что-то не то? И зачем оставил ее рабочий номер в своей странной записке?

Прибежав в храм, Стеша стала пробиваться к солее, в надежде кому-либо из алтарников вручить записку для отца Игнатия. Но тот сам выбежал навстречу, словно не видя ее. Едва не сбил Стешу с ног. Справа от него шла та самая девушка, которая так нравилась Стеше. Только теперь ее лицо было искажено, волосы разметались и на щегольской голубой болоньевой шубке виднелись пятна. Стеша, от неожиданной слабости, села на пол. Потемнело в глазах, звуки в ушах закипели. Очнулась на лавочке, у Мыкалки на коленях. Он тихонько напевал: баю, баю! А у самого по длинным щекам текли слезы.