– Он наказан.

– За что?

– За неуважение к его светлости нашему князю.

– В чем оно выразилось?

– В неуважении.

– Молодой человек, что скажете в свое оправдание?

– Хорошо бы вашего князя увидеть хотя бы одним глазком.

– Требование увидеть нашего князя в том состоянии, в котором он сейчас пребывает, и есть проявление неуважения. Вернемся к нашим баранам, о, арлекинам! Кто следующий? Кто хочет примерить на себя воротник гильотины? Молодой человек, не желаете надеть воротник? Получите несказанное ощущение.

– Нет, не желаю, а вы?

– Ожидаемый ответ с неожиданной дерзостью. Добавляем еще один шар в корзину с прегрешениями нашего дерзкого друга, – бросает бургомистр орех на тарелку. – В конце подсчитаем и… оп… тьфу! – выплевывает бургомистр теннисный мяч. – Кто? Кто бросил шар?

– Я же вам говорил, – заявляет библиотекарь, – его светлость играет в теннис.

– Как могут шары сюда долетать?

– Вот и я говорю, запретить нужно теннис… и футбол, заодно.

– Я предлагаю обсудить вопрос о запрете теннисных игр на ближайшем заседании городского совета. Теперь о нашем празднике. Кем бы мы были при двойной тирании баварского герцога и нашего князя?

– Вы – бессменным бургомистром нашего города.

– Неправильная постановка вопроса. Нужно спросить по-другому. Сколько бы вы платили налогов, если бы мы, как и прежде, подчинялись императору Вильгельму, герцогу Баварскому, царство им небесное, и нашему дорогому, многоуважаемому шкафу. О, князю! Каламбур получился, цитата из пьесы какой-то? Дорогая, многоуважаемая гильотина! Можно, воспользовавшись каламбуром, так к ней обратиться? Сколько ты пользы принесла, избавив мир от множества мытарей, негодяев, преступников и злодеев. Многоуважаемая гильотина! Поздравляем тебя с днем рождения, желаем…

– Здоровья и счастья.

– Ну, это больше относится к нам. Окропляем предмет сей… Святой отец, может вы окропите?

– Нет-нет, я против насилия.

– Ваше право. Окропляем предмет сей полезный вином, солью и перцем во имя всех нас: князя нашего в первую очередь, наследницы его графини Амалии, нашего бургомистра – в моем лице, начальника полиции, епископа нашего будущего…

– Ну что вы…

– А то и кардинала, начальника полиции… о, уже упоминал, его помощника…

– Конокрада местного, – отмечает Адамсон.

– Единого в трех лицах библиотекаря нашего… Вернемся, однако, к только что произнесенной шутке. Кто у нас шутит так грубо?

– Молодой человек, сидящий в клетке, – отвечают несколько голосов.

– Дорогие братья и сестры, – встает священник, – я предлагаю из милосердия извлечь молодого человека из клетки и посадить вместе с нами за стол. Давайте проявим к нему снисхождение и посадим его рядом с нами как равного.

– Да он и так равнее у нас самого равного: с графиней на короткой ноге! От того и дерзит всем. Спускайтесь, молодой человек. Помогите ему кто-нибудь. Клетка у нас теперь осталась пустая. Кто займет его место? Никто не желает… я так и знал. Ну да ладно. Усаживайтесь, молодой человек, и теперь вы примете участие, как равный, в нашей любимой игре. Что вам? – спрашивает он секретаря, поднявшего палец.

– Затмение начинается.

– Ах да, чуть не забыл. Затмение начинается, предсказанное нашим астрономом, астрологом, архитектором и… а… библиотекарем. Сейчас, воспользовавшись затемнением, мы посмотрим фильм…

– Принц и нищий.

– Да, принц и… нищий. Экран уже есть, – указывает он на официанта, который держит чистый холст в раме, – начинаем.

– До первой скабрезности только, – грозит пальцем бургомистр.

Офицеры в парке показывают дамам пушку. Открывая шампанское, они выстреливают пробками в небо: дамы хохочут. Одна из них хватает за шнур и, закатываясь от хохота, дергает его. Пушка выстреливает, что вызывает у всех очередной приступ смеха.