Даже развитый парламентаризм отнюдь не гарантирует стране ровного эволюционного развития. Доказательства тому мы видим в Западной Европе. Очень важные и болезненные иммиграционные проблемы, вопросы, связанные с разрушением исторических взаимоотношений в Европе, решают в «ручном режиме» главы стран. В октябре 2010 года канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что попытки построить мультикультурное общество в Германии «полностью провалились». Тогда же это признали Дэвид Кэмерон, Николя Саркози. Ситуация сложилась настолько острая, что в Брюсселе, столице ЕС и НАТО, местная полиция порой не рискует заглядывать в арабские кварталы. Я не утверждаю вслед за этими политиками, что мультикультура – это плохо, но хочу подчеркнуть, что руку на один из важнейших устоев современного западного общества подняли именно лидеры, а не политические структуры. Разве не знали в парламентах Нидерландов, Дании, Великобритании, Норвегии, Швеции, Австрии, Германии о том, что в Европе растет отвращение к идее и политике мультикультурализма? Однако называть вещи своими именами и решать назревшие проблемы стали только после того, как лидеры взяли на себя ответственность заявить о них. Это, кстати, напоминает коллективное прозрение после указаний вождя в тоталитарных странах. Так, жители Северной Кореи начинают массово проклинать действия западных стран после выступлений Ким Чен Ына.

Что отличает слова, намерения и действия человека, который занимает верховный пост, от слов, намерений и действий прочих смертных? Вспомним выражение «рычаги власти». В технике рычаг позволяет поднять очень большой вес. Так же и с властью – владеющий ее рычагами воздействует на ход самых серьезных событий в стране и в международных делах, один человек получает особое по своей значимости экономическое и политическое влияние, становится самостоятельной политической силой. Проблемы возникают тогда, когда рычаги власти послушно увеличивают влияние слабого или заблуждающегося правителя.

Конечно, политика была и остается подвластной экономике. Но в последние десятилетия возникает обратная зависимость – подчиненность экономических задач государственной политике. Вроде бы президент обычно не может изменить бюджет, находящийся под контролем парламента, правительства, воротил бизнеса… Но он может, например, объявить о привлечении частного капитала к решению государственных задач, приватизировать государственную собственность. Президент может начать войну – и получить возможность перераспределять миллионы внутри департаментов и компаний своей, а то и зарубежных стран. И, что важно, даже если те или иные действия он обговорил с хозяевами экономики до своего прихода к власти, весьма значимые мелочи в выполнении этих решений зависят во многом от него самого. «Мелочи» могут погубить заявленные ранее инициативы, изменить их направление, перенаправить финансовые потоки и оставить президента хозяином ситуации. Дэн Сяопин, работая в ЦК КПК при маоистах, сумел не спеша, небольшими изменениями направить экономический курс Китая на самую радикальную модернизацию. Кстати, он никогда не занимал пост верховного руководителя, но был фактическим правителем громадной страны с конца 1970-х до 1990-х годов. История знает множество примеров, когда назначенец расходился во взглядах со своими благодетелями и переходил в другую партию, примыкал к другой части элиты или общества. Поэтому, как бы могущественны ни были те, кто выдвинул президента, привел его во власть или позволил ее завоевать, он начинает сопротивляться зависимости от своих протеже, и только его сознательное решение, его воля определяет, останется он лояльным к ним или нет.