– Прекраснейшая история о любви и войне, – пробормотал мистер Кэмпион, к которому возвращалась его прежняя глупость. – Лучшие артисты. Всего один вечер на сцене. Все, док, я их связал, можете заняться ранеными.

Эббершоу опустил револьвер и с некоторым беспокойством подошел к Прендерби. Тот лежал в каменной раковине, опасно скрючившись и пряча лицо. Однако быстрый осмотр выявил лишь длинную поверхностную рану на черепе. Эббершоу вздохнул с облегчением:

– У него шок. Пуля зацепила висок, и он потерял сознание. Думаю, надо отнести его наверх.

– Почему бы и нет, – бодро произнес Мартин. – Теперь-то путь свободен. Вы говорите, что Гидеон и бандит наверху обезврежены; с нами здесь четверо бойцов, еще один снаружи; итого семь. Доктор Уитби и его водитель, по-видимому, все еще отсутствуют, так что остался только старина Долиш. Дом наш.

– Не так быстро, не так быстро! – Альберт Кэмпион подошел к ним. – Поверьте мне, старина Долиш весьма шустр. И стоит ему только взяться за автоматический запатентованный карманный нож одного из подручных, как веселье начнется заново. Нет, я думаю, док останется здесь со своим оружием, пациентом и заключенными, а вы пойдете со мной. Я возьму пистолет Прендерби.

– Ладно, – сказал Мартин. – Нас ждет экскурсия по лучшим местам?

– Вроде того, – согласился Кэмпион. – Поработаете санитаром. Наша последняя надежда как раз вытирает собой ступеньки парадной лестницы. Вы займетесь раненым, я же пойду искать дядюшку фон Фабера, а на обратном пути заберу девушек, и мы все вместе покинем этот дом. Достоинство, джентльмены, и храбрость, и хладнокровие, и британское воспитание – все лучшее в нас ждало этого дня.

Мартин посмотрел на него с удивлением:

– Вы всегда несете чушь?

– Нет, – легкомысленно ответил мистер Кэмпион, – просто я учил язык, читая рекламу. Ну, вперед.

Он вышел из пивоварни на кухню. Мартин последовал за ним, но на пороге вдруг остановился и воскликнул.

– Что случилось? – Эббершоу бросился к ним, и у него тоже перехватило дыхание.

Вендон, человек, которого Кэмпион уложил не более десяти минут назад, оставив безвольно лежать на полу, исчез.

Кэмпион говорил тихо, и голос его был необычайно серьезен:

– Он не мог уйти. Не родился еще человек со столь крепким черепом, что выдержал бы удар, который я ему нанес. Нет, дети мои, его унесли. – Спутники уставились на него, а он ухмыльнулся. – Очевидно, продолжение следует. Мартин, вы идете?

Эббершоу вернулся на свой пост в пивоварне и, сделав все возможное для Прендерби, который по-прежнему был без сознания, устроился ждать дальнейшего развития событий.

Он уже не задумывался о странности обстоятельств, которые привели его, непьющего респектабельного лондонца, к столь необычному времяпрепровождению. Джордж просто сидел, глядя на серую каменную стену перед собой.

Уайетт по-прежнему не шевелился, и его никто не беспокоил, подсознательно понимая, что он сейчас предпочитает оставаться в одиночестве.

Эббершоу совершенно забыл о нем, поэтому, когда Уайетт вдруг очнулся и, пошатываясь, встал, рыжеволосый доктор очень испугался. Лицо юноши было неестественно бледным, а темные глаза – тусклыми, лишенными выражения.

– Мне очень жаль, – сказал он тихо. – Думаю, мой мозг в какой-то момент не выдержал: придется заглянуть на прием к старине Харкорту Гивзу, если мы когда-нибудь вернемся в Лондон.

– Если мы вернемся? – вырвалось у Эббершоу. – Дорогой мой, не говорите глупостей! Мы обязательно вернемся. – Сперва в его речи чувствовалось раздражение, а затем – какое-то чуждое ему напускное веселье. – Полагаю, всего через час-другой мы покинем этот дом, и я буду чрезвычайно рад сообщить окружной полиции об этом возмутительном безобразии. – Джордж говорил, удивляясь самому себе. То, с чем ему пришлось столкнуться, он пытался выдать за сущий пустяк.