Альберт Кэмпион резко остановился.
– Ну все! – заявил он. – Выбора нет, надо их одолеть! Бежим, док!
Он бросился вперед, Эббершоу следовал за ним по пятам.
Дверь в нише под лестницей была прикрыта, но не заперта, и за ней обнаружился узкий каменный коридор, оканчивающийся еще одной дверью.
Шум усиливался; Эббершоу показалось, что где-то поблизости идет жестокий бой.
Вторая дверь вела в огромную кухню, которая освещалась двумя раскачивавшимися масляными лампами. Сначала Эббершоу подумал, что в ней никого нет, но приглушенный звук из дальнего угла заставил его остановиться. Он обернулся и увидел грузную темноглазую женщину и бледную истеричную девицу с кляпом во рту. Обе были привязаны к деревянным кухонным стульям.
Должно быть, это были миссис Браунинг и Лиззи Тидди; Джордж подумал о них и тут же забыл, ведь мистер Кэмпион уже был у второй двери, тяжелой, с железными заклепками, за которой, казалось, творилось адское столпотворение.
Мистер Кэмпион поднял железную щеколду, а затем отпрыгнул в сторону – дверь распахнулась, и в комнату ввалился съежившийся человек. Это был Вендон, рано утром навещавший Мегги и Эббершоу в их заточении.
Он с трудом встал и прыгнул на первого же, кого увидел; к несчастью для него, это оказался Кэмпион. У Вендона был револьвер, но мистер Кэмпион, который, по-видимому, испытывал особое отвращение к оружию, применяемому по назначению, с совершенно удивительной для человека его наружности ловкостью вывернулся и, пользуясь его собственными словами, «уложил парня».
Это был филигранно просчитанный удар, пришедшийся точно в цель и весьма мощный; глаза Вендона закатились, он качнулся и рухнул на пол. Перепрыгнув через него, Эббершоу и Кэмпион бросились в дверной проем.
Их глазам предстала необыкновенная сцена.
Они стояли на пороге большой сводчатой судомойни или пивоварни, единственными источниками света в которой были настенная лампа и огонь в растопленном очаге. Вся мебель, а именно шаткий стол и несколько скамеек, валялась, разбитая в щепки, на каменном полу.
В комнате обнаружились семеро мужчин. Эббершоу узнал двоих, в последний раз он видел их в столовой связанными и с кляпами во рту; двое других были ему незнакомы, а остальные – из его компании.
Даже пребывая в изумлении, он прежде всего задался вопросом, где их оружие.
Он знал, что у слуг из столовой его уже нет, но зато Мартин Уотт был вооружен. Вендон в то утро тоже имел при себе револьвер, и двое других, быстроногие кокни с узкими подозрительными глазами, наверняка тоже вооружены.
Вдобавок звучали выстрелы. Имелись и свидетельства стрельбы. В трех футах от пола, на плоской каменной раковине, тянувшейся вдоль всего помещения, лежал, согнувшись пополам, Майкл Прендерби. Мартин Уотт, совершенно утратив свою привычную вялость, сражался как сумасшедший с одним из ранее плененных; но центральной фигурой этого представления был Уайетт.
Он балансировал на краю раковины прямо над Майклом. Мерцающий свет огня очерчивал тощий силуэт Уайетта, делая его неестественно высоким. Длинные волосы были забраны назад, одежда – запачкана кровью и сильно помята; но сильнее прочего удивляло его лицо: интеллигентный, умный и немного циничный ученый исчез без следа, а на его месте появился средневековый воин, отдавшийся схватке всей душой и с фанатичной яростью.
Он обеими руками держал деревянный шест с тяжелым железным ковшом для колодезной воды. Очевидно, Уайетт схватился за первый попавшийся предмет, но с его нынешним настроением даже ковш был грозным оружием. В слепом гневе он отгонял от себя шестом троих мужчин, как будто это были тявкающие собачонки. Когда отблеск огня вновь озарил его лицо, Эббершоу вместо ученого с ковшом увидел настоящего ангела мести.