Разумеется, каждый зритель видел свое. Тем, у кого воображение еще не проснулось, я помогал увидеть создаваемое с помощью одного пластического приема: изменяя форму пространства, сам актер изменял форму своего тела, в финальной точке лепки сам на мгновение превращаясь в ту скульптуру, которую только что создал.
В периоде репетиций я стал свидетелем парадоксального явления актерского творчества в пластическом театре: условный стилистический прием создания скульптуры в сознании актеров приобретал абсолютно безусловную реальность. С актерами мы договорились лишь о том, что работать они будут с мрамором. В процессе работы они стали реально ощущать холод мрамора, его сопротивляемость. Они исступленно дробили его, преодолевали его твердость, боролись с ним, извлекая из него спрятанную в нем красоту. Подтверждением этого парадокса стал случай, когда на одном из спектаклей актер Анатолий Бочаров, играющий Скульптора, во время сцены «Сотворение Давида» вывихнул плечо, так как, по его словам, в тот вечер ему попался мрамор очень твердый и жилистый.
Итак, с помощью этого условного приема лепки я попытался ввести зрителя в святая святых гения – в процесс рождения творений, избежав насмешек и нареканий, которые справедливо адресуются наглецам, посягнувшим на невозможное. Зритель стал моим соучастником, он сам для себя открывал этот процесс.
…Устроившись на полу мастерской, окруженный, словно великанами, коллегами-учениками, маленький Скульптор творил. Он не спешил, не суетился. Сначала лишь глазами он отсекал от камня все лишнее, ненужное…
Микеланджело
…Потом одним движением, полным предельной, исступленной воли, он открывал нам скрытую в камне красоту.
Чем явственней в неотесанном камне проступала будущая скульптура, тем тише становилось в мастерской. Ученики, бросив работу, наблюдали за новичком. Великолепный научил их видеть и понимать прекрасное.
За работой мальчика молча наблюдала и Танцовщица, прибежавшая сюда навестить друга.
Когда появился в мастерской Меценат, все засуетились. Лишь новичок, заколдованный магией преображающегося камня, ничего не замечал…
…Доменико (Гирландайо) дивился, видя, как творит он произведения совсем не по-юношески, ибо не только побеждал он других учеников (…), но много раз приближался и к произведениям, сделанным самим мастером.
Вазари
…И хоть никогда Микеланджело не держал ни мрамора, ни резца, поделка удалась ему так, что Великолепный изумился.
Вазари
…Нет, Лоренцо Великолепный не изумился. Он был потрясен.
В первой школьной работе маленького творца он увидел необузданную человеческую силу, темперамент, прирожденное чувство красоты и гармонии, увидел то, что отличает гения от простых смертных.
Неожиданно сам для себя Меценат взял руки мальчика, поцеловал их и, поняв нелепость своего поступка, ушел, почти убежал из мастерской.
Не проронив ни слова, сверстники окружили мальчика. Они дружески хлопали его по плечу, осматривали, обнюхивали его изваяние, поздравляли, шутя целовали ему руки и ноги…
Это позже Скульптор поймет, что толпа, даже боготворя, ненавидит его, потому что он не такой, как все. И камень, брошенный в него сверстником – учеником той же школы Ториджано деи Ториджани, – на всю жизнь оставит на его лице метку чужака.
…А сейчас, ничего не понимая, он смотрел на окруживших его ребят и улыбался их проделкам. Когда у учеников иссяк запас шуток, в мастерской воцарилась тишина…
Преступления – маленькие или большие, – совершаемые не в момент эмоционального взрыва, а имеющие осознанную причинность, всегда происходят в такой тишине.