– Я слышала, мы будем вместе учиться. Я Нина – если ты еще не поняла.

– Я так и подумала, – я смущенно улыбнулась. К моему облегчению, она казалась дружелюбной, и напряжение немного отпустило меня. – Как давно ты здесь учишься?

– О, порядочно. Я приехала из Лондона около двух лет назад, чтобы присоединиться к своему другу Эдди, – ответила она и в свою очередь поинтересовалась: – А ты как долго собираешься здесь оставаться?

– Как получится. По крайней мере, до конца этого лета.

Она кивнула и принялась ковырять заусенец на пальце.

– Значит, у тебя стипендия?

– Нет, за меня платит моя тетя.

– А за меня – родители. Они так рады от меня избавиться, что, наверное, готовы заплатить, чтобы я осталась здесь навсегда. – Я не поняла, пошутила она или нет, однако, прежде чем успела спросить, Нина встала, отряхнула брюки и сообщила: – Мы с компанией сегодня вечером идем в паб в деревне. Ты должна пойти с нами. «Герб рыболова», около шести. Можем отправиться вместе, если будешь дома в это время.

Кивнув, я ответила, что пойду, и Нина выплыла из комнаты с непринужденной грацией. Я с облегчением вздохнула и присела на кровать. Кажется, я прошла первый тест. Нинин напор слегка напугал меня, но, по-видимому, я произвела на нее хорошее впечатление, раз удостоилась приглашения на встречу с ее друзьями. Перспектива знакомства с собратьями-художниками взволновала меня. Интересно, они такие же эффектные, как Нина? Понравлюсь ли я им? Я печально посмотрела на свой чемодан, не испытывая никакого желания его распаковывать. Лучше разведать местность, воспользовавшись прекрасной погодой. Я вскочила с кровати и, схватив сумку, поспешно вышла из комнаты, не дав себе возможности передумать.

Хотя на дворе был еще только апрель, в воздухе ощущалось радостное предвкушение лета. В живых изгородях бурлила жизнь: слышалось жужжание шмелей и стрекотание кузнечиков. Зацветали кусты ежевики – среди листиков и колючих стеблей появились маленькие белые облачка. Я свернула с тропинки и залюбовалась великолепным ковром из вереска и утесника, переливающимся всеми оттенками фиолетового и лимонного. Время от времени я останавливалась, вынимала альбом и зарисовывала все, что привлекало взгляд: большую коричнево-оранжевую бабочку-данаиду; зяблика, ищущего убежища в тенистом подлеске; развалины старого фермерского дома. В конце концов я добралась до большой рощи и замерла, раздумывая, не повернуть ли назад. Но в этот момент меня привлекло какое-то движение в деревьях. Неужели олень?! Я последовала за ним, стараясь двигаться бесшумно.

В лесу было темно и прохладно, от земли поднимался сладковатый гнилостный запах. Я снова подумала, не вернуться ли домой, ведь я гуляла уже больше часа. Но опять заметила движение. Это определенно олень, причем большой! Он углублялся в лес, и я погналась за ним, но вскоре наткнулась на полуразрушенную изгородь из колючей проволоки. Олень зашел за нее, а я остановилась перед табличкой, сообщающей о границах частного владения. Олень медленно прогуливался в высокой траве по другую сторону изгороди. Мне отчаянно хотелось добавить его к своей коллекции эскизов, и я, повернувшись спиной к объявлению, наклонилась и протиснулась под колючками. Олень остановился и щипал траву, время от времени поднимая большую голову с роскошными рогами. Я опустилась на колени в нескольких футах от него и начала рисовать. Сердце гулко билось в груди, руки тряслись от волнения. Я все еще не могла прийти в себя от того, что сумела так близко подобраться к столь величественному созданию, как вдруг воздух разорвал громкий хлопок, отразившийся эхом от деревьев. Я вскочила на ноги, птицы вспорхнули с веток, олень устремился в лесную чащу. Тихо вскрикнув, я помчалась за ним – но он уже исчез. Издали послышались крики, и я остановилась, чтобы определить, откуда они доносились. Голова моя кружилась, адреналин зашкаливал, и я была совершенно сбита с толку. Голоса приближались, но я никак не могла разобрать слова: в ушах стоял звон.