– Отчего же, я могу вас понять, – задумчиво отозвался Карев, пристально разглядывая маленький квадратик.

«Может быть, и для Сато в его картинах было что-то большее, чем просто объект собирательства и предмет тщеславия? Может, и он в них чувствовал какой-то иной мир, более важный для него, чем настоящий? И себя ощущал иным, глядя на савушкинские полотна?.. Странно, почему же я не ощущаю ничего такого?»

Погрузившись в думы, Павел вполуха слушал дальнейший монолог водителя: о том, как много пришлось потрудиться из-за этой картины, как дорога она ему, как ужасающа мысль лишиться ее, как ухаживает он за престарелой тещей, как снится ему покойная жена, что мир не без добрых людей…

Наконец такси опустилось на стоянке позади белого куба Предпоследнего дознания, Карев расплатился, оставив щедрые чаевые, и выбрался наружу.

Шел вперед он медленно, как на казнь.

Первым, кого он увидел, как вошел внутрь, – охранник на проходной. При виде Карева он улыбнулся.

– Слушай, Боб, если я тебя вчера чем-нибудь обидел…

– Да все нормально, Павел, не парься. С каждым бывает.

Карев очень сомневался, что такой дебош устраивает каждый, но был признателен Бобу за поддержку.

– Главное… знать меру, – добавил охранник.

– Да, конечно! – с жаром согласился дознаватель. – Моя мера – ноль грамм, и теперь я это знаю точно. Боб, если ты увидишь меня когда-нибудь с рюмкой в руке, прошу тебя, подойди и дай мне по морде что есть силы!

Охранник рассмеялся и заверил, что это вряд ли понадобится.

Карев кивнул и пошел к лифту. Несколько минут спустя он вышел на этаже следственного отдела и, пройдя по коридору, оказался на «палубе». Так они между собой называли офис – широкое пространство с шестью рабочими ячейками. Сейчас из них были заняты три – на своих местах сидели Соня, Кван и старик Семеныч. Все, как по команде, подняли на него взгляд, едва заслышали шаги.

Карев бухнулся перед ними на колени и заговорил:

– Ребята, простите, я чудовищно виноват перед вами, я полный кретин, клянусь, это больше не повторится, если можно, простите меня, дурака!

После этого он склонил голову и коснулся лбом холодного пола.

– Не, на колени это уже перебор… – послышался голос Семеныча.

Карев оставался в земном поклоне, не шелохнувшись, пока кто-то не коснулся его плеча и не сказал:

– Вставай.

Это был Кван. Он помог ему подняться.

– Слушай, я… не знаю, что сказать. Мне ужасно жаль, – признался Карев.

И это было правдой. Кван добрый и отзывчивый парень, не раз ему помогал, и оттого было очень паршиво осознавать, что он так обидел его.

– Ладно, проехали. Извинения приняты, – Кван похлопал его по плечу и вернулся к своему отсеку.

– Не думай, что со мной пройдет так же легко! – заявила со своего места Соня, сердито глядя на него. – Химчистку мне оплатишь!

– Да, конечно! Сколько скажешь!

– Ага, химчистку тебе! – встрял Семеныч, обращаясь к Соне. – А может, еще на Луну свозить? Это был просто салат, уже, небось, отстирала в обычной машинке. Видишь, парню и так плохо? Не нагнетай!

Соня фыркнула, но спорить не стала, что для нее было очень нетипично. Видимо, и впрямь уже отстирала.

Повернувшись к Кареву, Семеныч улыбнулся и задушевным голосом сказал:

– Знаешь, Паша, я больше тридцати лет хожу на наши корпоративы, и там, откровенно говоря, жуткая скукота. Тебе удалось добавить огоньку в это мероприятие. Вечер был незабываемый, – он рассмеялся. – Но сейчас тебя ждет земляной червяк. В своем кабинете.

Вздохнув, Павел развернулся и пошел обратно по коридору. Слава Богу, с ребятами удалось объясниться. Извинения на коленях – очень действенная мера, но работает только один раз. К сожалению, с Инной уже не сработает, так как Павел использовал это в прошлый раз.