– А разве не вас он отказался отпустить… для помощи дочери?

– Было дело, – охотно кивнул Евтич, ничуть не удивившись осведомленности следователя. – Но он ведь правильно поступил.

– В самом деле?

– Конечно! Он помог мне уже раз – сделал исключение. А тут я снова прихожу и опять прошу исключения. Но ведь когда столько исключений, никакого порядка не будет. А для господина Сато порядок – все. И ведь обошлось в итоге с дочкой-то. А господин Сато не мог поступить иначе. Ему сверху такие вещи виднее. Да и как у меня язык повернется судить хозяина, когда без него не было бы и самой дочери? Такие вещи не забываются. Теперь уж – будь что будет, но долг я свой отдал.

– А что будет? – следователь прищурился.

– Ну… всякое… – Евтич пожал плечами, – ребят-то сейчас много молодых. Могут не понять. Шибко уж против господина Сато все настроены. А я вот как бы против течения. Считай, неприятности в коллективе обеспечены.

Следователь задумался на несколько секунд, а потом посоветовал:

– Сходите сейчас к Хагену и расскажите ему то, что мне рассказали. Привет от меня передайте. Он вас сориентирует, как ваш поступок в среде товарищей преподнести.

– Спасибо.

Они попрощались, и следователь остался один. Карев посидел еще с полчаса, меланхолично разглядывая прыгающих по полю зайцев, но больше никто не пришел.

Не стоило бросать прыгуна где попало. Патрульный робот отбуксировал его невесть куда, оставив на асфальте пластиковую квитанцию о штрафе.

– Да что же это за день такой! – в сердцах воскликнул Карев.

Следующие четверть часа он шумел, разговаривая по планшету, возмущался, давил на полицейских, но тут жетон с синими треугольничками оказался бессилен, и раньше полуночи эти задницы вернуть машину не обещали. Не зря говорят, что недолюбливают они дознавателей. Пришлось заказывать такси, но и оно, оказывается, не садится в неположенных местах, так что предстояло еще протопать полквартала на юг.

Последний раз он заказывал такси в день свадьбы, два года назад. Воспоминания о том дне напомнили о разрыве с Инной, что еще больше нагнало тоску на Карева. Глянув в серо-голубое небо, он поплелся вдоль бесконечного бетонного забора под тысячеглазым небоскребом «Интры».

Постепенно мысли оседали, становились серыми и чуть неровными, как покорябаный растрескавшийся асфальт под ногами, весь в темных потеках и белых кляксах голубиного помета. Справа возле тротуара тянулся жухлый газончик с короткой стриженой травой, под стать щетине Хагена. Да, все ж не столь простым выходит Сато, как выставлял координатор. Только Евтич нашел силы прийти и рассказать правду. Как знать, скольким еще помог хозяин, но они так и не решились подняться в кабинет 1318 из-за страха перед непониманием коллектива… Ладно, придет время, займемся и этим, решил Карев, скользя взглядом по траве, в которой пестрели окурки, смятые билеты, фантики, пробки от пива, а изредка одуванчики.

Павел вздохнул, глядя, как ветер подгоняет по асфальту шелуху от семечек, а справа голубь пьет из ложбинки рядом с дорогой и наклоняется, словно кивает. Наверняка Инна сейчас у матери. Надо вечером поехать туда и поговорить. Подобрать какие-нибудь слова…

Спереди донеслось гневное бормотание. Карев вскинул взгляд и вздрогнул: шагах в семи от него на дороге стоял сгорбленный старик в рваной бурой одежде. Длинные слипшиеся волосы торчали во все стороны, спутанная борода висела клочьями. В трясущихся руках – черный мусорный пакет. Прямо разъяренный гном-бродяга или Дед Мороз, вконец опустившийся в трущобах. Павел застыл как вкопанный.

Старик тем временем сунул руку в пакет и запулил в следователя селедочной головой: