– Значит, нам удастся добраться до Силезии.

– Возможно.

– И даже если нам удастся благополучно добраться туда и заправиться горючим, дело все равно остается рискованным.

– Не пойму, о чем ты говоришь.

– Еще миль восемьсот. Это совсем недалеко.

– Восемьсот миль до чего? Я-то думал, что Силезия – это наш конечный пункт.

– Нет, – ответил Меткалф. – У меня назначено свидание. Со старой подружкой.

– Послушай, Меткалф, ты что, хочешь задурить мне голову?

– Нет. Тебе придется отвезти нас в Москву.

Часть II

Москва. Август 1991

В Москве уже перевалило за полночь. Он сидел в защищенной от подслушивания комнате на втором этаже Спасо-хауса, изукрашенного, покрытого желтой штукатуркой особняка, находящегося в миле к западу от Кремля и являвшегося резиденцией американского посла в Москве. Спасо-хаус был домом Меткалфа на протяжении четырех лет в 1960-х; он отлично знал его. Нынешний посол, друг Меткалфа, с удовольствием предоставил прославленному Стивену Меткалфу возможность воспользоваться защищенной телефонной линией.

Советник президента по национальной безопасности только что сообщил ему последние разведывательные данные, сигнализирующие об усиливающемся кризисе в Москве; все это выглядело зловеще.

Советский президент Михаил Горбачев, отправившийся в отпуск вместе с семьей на приморскую президентскую виллу в Крыму, был объявлен заложником. Заговорщики – это были Председатель КГБ, министр обороны, руководитель Политбюро, премьер-министр и даже начальник личного штаба Горбачева – объявили чрезвычайное положение. Они распространили ложную информацию, что Горбачев заболел и не способен осуществлять управление. Затем они заказали на фабрике в Пскове двести пятьдесят тысяч пар наручников и напечатали триста тысяч бланков ордеров на арест. Они полностью освободили два этажа в московской Лефортовской тюрьме, чтобы сажать туда своих врагов.

Огромный черный лимузин «ЗИЛ» ждал перед Спасо-хаусом. Меткалф сел рядом со своим старым другом, генералом с тремя звездами. Русский, с кодовым именем Курвеналь, был одет в гражданский костюм. Он кивнул водителю, и автомобиль помчался по заполненным танками улицам.

Генерал заговорил без вступления, в его голосе отчетливо угадывалось напряжение:

– У Горбачева нет никакой возможности связаться с внешним миром. Все его телефонные линии отключены, даже особая линия главнокомандующего.

– Тем хуже, – сказал Меткалф. – Я только что узнал, что заговорщики получили теперь и контроль за ядерным футболом.

Генерал закрыл глаза. Обладание портфелем, в котором содержатся секретнейшие советские ядерные коды, позволит хунте в любой момент, когда им заблагорассудится, пустить в дело весь ядерный арсенал России. Одна только мысль о том, что такая власть попала в руки безумцев, потрясала.

– А Горбачев жив?

– По-видимому, да, – ответил Меткалф.

– Заговорщики хотят перемен, – сказал генерал. – Что ж, они получат перемены. Только не те, на которые рассчитывают. Если…

Меткалф подождал продолжения и, не дождавшись, спросил:

– Если что?

– Если Дирижер все же вмешается. Он единственный, кто может остановить это безумие.

– И они его послушают?

– Больше того. Как руководитель всего военно-промышленного комплекса моей страны, Дирижер, как его называют, держит в руках неограниченную власть.

Меткалф откинулся на спинку сиденья.

– Знаете, это странно, – сказал он. – Мы с вами, как мне кажется, разговариваем друг с другом только в те моменты, когда происходят экстраординарные кризисы. Когда мир оказывается на грани падения в пропасть ядерной войны. Берлинский кризис, связанный со строительством стены, кубинский кризис, когда вы поставили туда ракеты…