И только в коридоре, отвернувшись от колдунов, звездочетов, лизисок, Путилин смог сказать в переговорное устройство:

– 33-й! Прием!

– 33-й на связи! – ответил голос Павлика.

– Как у тебя дела?

– Веду объект.

– Где находитесь?

– В верхнем фойе.

– Не спускай с него глаз. Отбой!

Не успел Путилин спрятать под плащ переговорное устройство, как на него надвинулся пьяный мушкетер, эдакий Портос.

– Жорж! Наконец-то тебя нашел! – Заорал он, раскрывая объятия.

– Я не Жорж! – Ответил Путилин, уклоняясь от объятий.

– Ах, Жорж, не глупи! Пойдем со мной, не пожалеешь! – Портос схватил Путилина под руку и потащил сквозь толпу.

– Это упоение. Что-то особенное! Брызги шампанского! – Говорил он на ходу.– Ведь, что придумали, нахалы? Комнату греха! Но для избранных! А я нашел! Ты ведь знаешь, я большой любитель до подобных аттракционов. Но тут такое! Сейчас сам увидишь! – Портос втолкнул Путилина в комнату греха.

Здесь совокуплялись, мастурбировали, предавались парафилии. Можно было увидеть даму с собачкой, мальчика с пальчиками, Веру и Надежду, свернувшихся кольцом в любовном экстазе. Никто никого не стеснялся. Наоборот: открытость стимулировала чувственность.

Путилин опешил. А Портос тянул его в угол, где сидели полуобнаженные красотки:

– Ты каких предпочитаешь в это время суток? Возьмем для пробы брюнеток! Впрочем, рыженькие тоже хороши.

Больше Путилин выдержать не смог. Двинул Портосу пяткой по голени. А когда тот взвыл от боли и выпустил его, добавил коленкой в пах. И бросился прочь.

– Ты же сам этого хотел, Жорж Данден! – Проговорил Портос, оседая на пол.

А Путилина на свободе встретила песня, исполняемая детской хоровой капеллой:

Зачем глядишь так жадно вдаль

И руки жмешь себе напрасно,

Ужель узнала ты печаль,

Ужель ты любишь сладострастно?

Нет, этого не может быть!..

Ведь ты чужда для упоений…

В соседнем зале демонстрировались модели одежды. И ведущий говорил в микрофон:

– Обратите внимание на это усовершенствование природы и искусства – декольте. Безмятежная грусть для нас, глазами созерцающих и не имеющих возможности приныкать! Сплошное колебание всех семи чувств света!

В это время у Путилина запиликало переговорное устройство. Закашляв, чтобы не привлекать внимание, Путилин отошел в сторону.

– 17-й на связи.

– Командир, я потерял его!

– Как же так?

– Черт его знает! Все время был рядом…

– Ладно. Ты где?

– У анфилады возле картинной галереи.

– Жди меня. Отбой!

Народ уже поднимался по лестнице потоком. Путилин с трудом лавировал в нем.

Павлик в костюме царского сокольничего поджидал его у бюста М. А. Булгакова.

– Присоединимся к свите, – сказал Путилин, указывая на почетных гостей, устремившихся вслед за Батуевым и Жанной в картинную галерею.

Гости осматривали экспозицию. Слышалось:

– Восхихительно!

– Мы с супругой просто тащимся с искусства! Особенно с живописи!

– Монтана!

Жолобов подвел гостей к скульптуре, покрытой красным бархатным покрывалом.

– А вот, изволите видеть, наше лучшее произведение, – сказал он и сдернул покрывало.

– Ах, – протяжно вымолвили разом сотни глоток.

На мраморном постаменте покоилась голова Нилы Белан с выпученными остекленевшими глазами.

– О-о-о-е-е-ё! – Дико заорал человек в костюме кавказца и бросился к Батуеву.

Это был Лысенко. Но понял это Путилин лишь в следующий миг, когда два эсэсовца из охраны схватили кавказца под руки, а третий сзади шмякнул его по голове автоматом. Они подхватили обмякшее тело и скрылись в толпе.

– Мы в восхищении! – Сказал Батуев, словно бы ничего не произошло.

– Как живая! – Проговорила Жанна.

И гости двинулись дальше.

Путилин почувствовал, что мертвой хваткой держит порывающегося броситься вперед Павлика. Хотел его успокоить, но тут перед ними в костюме тролля возник директор Дворца культуры Вальдман и зашептал: