§ 2. Логический генезис принципа православия.

Принцип Православия, кажется, возник и сохранился в Церкви примерно таким образом. Предполагается, что Иисус Христос пришел спасти душу от греха и зла. Он спасает душу словом истины. Для того, чтобы эта истина стала спасительной истиной, в нее нужно верить, и верить так сильно, чтобы она оказывала практическое влияние на жизнь и действия. Поэтому мы спасаемся, веря в истину, которой учил Христос. Но для того, чтобы в нее поверили, она должна быть выражена в каком-то определенном утверждении или в том, что мы называем христианским учением. Но истина одна, и поэтому учение, которое ее выражает, также должно быть одним.

Поэтому должна быть одна система христианского учения, содержащая в себе сущность христианской истины и составляющая предмет христианской веры. Эта система, хотя она может изменяться в своих несущественных частях, должна быть по своей сути неизменной. В той мере, в какой любая система верований отличается от нее, такая система является неортодоксальной и опасной, в то время как только эта система является ортодоксальной и безопасной.

Другая форма этого аргумента была бы следующей: Христос пришел, чтобы открыть что-то людям. Если это открыто, это должно быть сделано известным. Если это сделано известным, это должно быть способно быть выражено так, чтобы не было никаких разумных сомнений относительно этого. В противном случае христианство не было бы откровением. Но если оно выражено так, чтобы войти в человеческий разум, оно должно быть выражено на человеческом языке. Поэтому словесное откровение необходимо для целей христианства. Такое откровение есть не что иное, как система доктрины или то, что может быть систематизировано в доктрину. И эта система должна быть одной и той же из века в век, или это не постоянное божественное откровение, а лишь преходящее человеческое стремление к такому откровению.

§ 3. Православие предполагается как вера большинства.

Естественным испытанием православия считается вера большинства христиан; ибо если христианство является откровением истины, его существенное содержание должно быть легко постижимым, а когда постигнуто, оно должно быть общепринятым. Откровения Бога в природе воспринимаются и принимаются человеческим интеллектом и, таким образом, становятся предметом науки. Православная наука – это то, что подавляющее большинство ученых людей приняли как таковое; и православное христианство, подобным образом, должно быть тем, что большинство верующих христиан принимают как таковое. Поэтому считается само собой разумеющимся, что в отношении православного учения оно соответствует критерию: «Quod semper, quod ubique, quod ab omnibus».

§ 4. Таким образом, инакомыслие становится греховным.

Но если сущностная истина христианства так ясна, то те, кто ее не принимает, должны быть либо глупыми, либо своенравными. Ее отвержение свидетельствует о недостатке интеллекта или злом сердце. Поэтому еретики должны логически стать для православных объектами либо презрения, либо ненависти. Если они не могут видеть того, что так очевидно, они должны быть интеллектуально глупыми. Если они не хотят этого видеть, они должны быть морально развращенными. Поэтому разумные люди, которые принимают и учат ересям, должны считаться нечестивыми людьми логическими православными умами. Более того, они являются самыми опасными людьми в обществе, потому что, отрицая ту истину, посредством которой душа должна быть спасена, они подвергают опасности не только временное, но и вечное благополучие тех, кого они соблазняют. И если мы имеем право устранить помеху, которая только мешает земному комфорту и миру общества, насколько же больше та, которая атакует его духовный мир и вечное благополучие! Разве большинство не имеет права защищать себя, своих детей и общество от того, во что они не просто верят, но и знают, что это зло? Ибо Православие предполагает, что это не просто мнение, а знание. Поэтому Православие узаконивает преследование.5 Преследование – это лишь разумное подавление преступных попыток извратить и навредить обществу. Более того, Православие, согласно своему принципу, должно препятствовать исследованию в отношении своих собственных основных принципов. Ибо зачем продолжать обсуждать и спорить о том, что известно? Прогресс заключается в продвижении от известного к неизвестному. Неизвестное, а не известное, является надлежащим предметом исследования. Поэтому система Православия, согласно своему собственному принципу, должна быть изъята из дальнейшего изучения. Интеллектуальный прогресс требует от нас принять как должное что-то – забыть то, что позади, чтобы стремиться вперед к тому, что впереди. Поэтому доктрины Православия, будучи однажды установлены, должны впоследствии предполагаться и не нуждаются в доказательстве. Мы не называем ученого фанатиком за то, что он отказывается обсуждать основные принципы. Если православие является наукой, зачем обвинять его в фанатизме, когда оно следует тем же путем?