– И правда, стоит два. Я-то не покупаю сласти, меня с них несёт как утку.

– Ты чего, пёс, с кручи упал?! – закипела Клеманс. – Так и знала, что обираешь меня!

Пекарь юркнул за дверь, не желая иметь дело с пудовыми кулаками Томы и когтями разъярённой Клеманс.

– Доберусь до тебя!

Работница с чувством пнула дверь булочной и обернулась к Клавдии.

– Глядите-ка. А из тебя может выйти толк. Ты, небось, и писать умеешь. Меня Кас учил-учил, только время зря потратил.

В лекарне Клавдия наконец-то разулась. Ноги страшно саднили и кровоточили. Старые ботинки напитались водой и вряд ли высохли бы к утру, а в горле уже начало першить и голос осип.

– Кажется, я застудила ноги, – сказала она, сев у печи, куда Клеманс бросила пучок хвороста, намереваясь разжечь.

– Не смей нам тут разболеться! Перезаражаешь всех. Сейчас натрём тебя салом, к утру будешь как новенькая.

– Всё бесполезно без хорошей обуви.

– Уж какая есть. Мейстер тебя и так бережёт.

Впечатлённая обманом лавочника Тома решила проведать свои гроши, которые хранила в маленьком тряпичном мешочке. Она высыпала их на стол и принялась так и этак перекладывать да собирать в стопки, словно играла сама с собой в «Счастливый дом». Что-то у неё явно не сходилось. Через некоторое время на её лице появилось крайне озабоченное выражение.

– Придётся отдать цыганке целый талер, – пожаловалась Тома подошедшей к столу подруге, уплетавшей злополучную булочку.

– За что?

– За гадание.

– Вздор.

– Ничего ты не знаешь! Прокажённому Жаку она предсказала скорую смерть и он внезапно помер через год!

– Между прочим, колода карт у нас есть. Меня мама учила, да уж всё из головы вылетело. Эй, ведьма рыжая, умеешь толковать карты?

– Конечно, – соврала Клавдия, не моргнув глазом.

– Так чего молчишь?

Графиня расположилась у стола. Ей дали карты, она с загадочным видом перетасовала колоду и разложила их крестом, рубашками вверх. Так делала в салоне одна мадам.

– И на что гадаем?

– Так ты же можешь сама это понять. Вот и выясни мою тревогу, раз умеешь.

«Томасин. Что её может так волновать? Что мы не можем подчинить себе до такой степени, что прибегаем к магии? Была не была», – Клавдия перевернула первую карту. На её счастье, там оказался бубновый валет.

– Юноша интересуется тобой.

Край пухлой губы исчез во рту: Тома явно забеспокоилась. Умению скрывать свои чувства она не была обучена.

Вторая карта была девяткой треф.

«Крестик. И загнутый хвост».

– Он… у тебя… уже на крючке! – азартно прошептала Клавдия.

Следующей выпала шестёрка черв, и тут Томасин сама предположила:

– Сердце – это ведь любовь?

– Верно. Но ещё очень мало любви. Если бы туз…

Последней оказалась дама пик.

– Соперница, да?

«Как легко быть гадалкой! Клиент сам говорит нужные слова!»

– Точно. Соперница.

– Как же быть?! Мой Пьер к ней сбежит! – Тома не на шутку встревожилась.

– Конечно сбежит, – задумчиво проговорила Клавдия, снова тасуя колоду, – но знаешь, в высшем обществе почти каждая владеет той или иной магией. Иным образом удачно выйти замуж сложно. Могу научить кое-чему.

Гадание вселило в Тому веру, и она подсела ближе, готовая внимать. Графиня хотела отшатнуться и чуть не свалилась вместе со стулом назад.

– Твой случай сложный, но приворожить вельможу куда труднее, чем простака. Твой Пьер ведь…

– Торгует рыбой.

– А столько суеты, будто он герцог! Так-так. Слушай. На рынке ведь ещё не все разошлись?..

Тома вернулась через полчаса, купив всё по списку.

– Вот! – она выложила на стол из корзины горшочек с поташным мылом и лыковое мочало. – А что вы сделали с моим выходным платьем?!

Обиженно свесив завязки, сырое платье уже сушилось на верёвке и чуть колебалось от горячего воздуха, вздымавшегося над печью.