Он закончил разговор, пообещав приехать через час. Медленно повернулся к столу. Трое мужчин смотрели на него с растерянным сочувствием. Они ожидали увидеть драму, сломленного человека. А видели все того же архитектора – собранного, холодного, с непроницаемым лицом.

"Прошу меня извинить, – сказал он, и его голос не дрогнул. – Возникли непредвиденные семейные обстоятельства. Я вынужден вас покинуть".

Он подошел к столу, забрал свой планшет, кивнул и направился к выходу, ступая так же ровно и уверенно, как и час назад. Он не чувствовал ни горя, ни потери. Он чувствовал только одно – ледяной, всепроникающий ужас. Ужас от того, что он ничего не чувствует. Его система не просто дала сбой. Она оказалась пустой. Внутри не было ничего, что могло бы сломаться.

Лифт, в котором он спускался с сорок второго этажа, был бесшумной капсулой, перемещающей его из упорядоченной стратосферы чистого разума на хаотичный, непредсказуемый уровень земли. За двадцать секунд спуска мир Кирилла не перевернулся, он был заархивирован. Новость о смерти отца не была трагедией, которая требовала осмысления; она была входящим файлом с грифом «Срочно», который распаковался в его сознании в виде четкого дерева задач. Проект «Похороны». Он уже видел его в своей голове: не как череду мучительных ритуалов, а как диаграмму Ганта. Задача 1: Стабилизация материнского объекта. Задача 2: Взаимодействие с государственными и медицинскими структурами. Задача 3: Выбор и контрактация ритуального агентства. Задача 4: Логистика и организация церемонии. У каждой задачи были подпункты, сроки исполнения и потенциальные риски. Горе было неэффективной переменной, которую следовало минимизировать, чтобы не сорвать дедлайны.

Он шел через гулкий, отделанный мрамором холл небоскреба, и люди, спешащие мимо, казались ему фоновыми объектами, неигровыми персонажами. Никто не мог видеть, что внутри него только что был развернут масштабный и сложный проект. Он сел за руль своего автомобиля – черного, идеально чистого седана, пахнущего кожей и озоном. Навигатор безэмоциональным женским голосом прокладывал маршрут к дому его родителей – в тот старый район с типовыми девятиэтажками, который он покинул много лет назад и который считал архитектурной ошибкой, символом эпохи компромиссов.

Пока машина плыла в потоке, город за окном превратился в набор данных. Кирилл не смотрел на здания, он видел их конструктивные схемы. Он не видел людей, он видел пешеходные потоки. Его мозг, отказавшись обрабатывать эмоциональную составляющую произошедшего, с удвоенной силой вцепился в то, что умел: в анализ и структурирование. Он мысленно составлял список документов: паспорт отца, свидетельство о рождении, СНИЛС, медицинский полис. Где они хранятся? В ящике отцовского стола, в зеленой папке. Он помнил это с абсолютной точностью. Он открыл на телефоне приложение для заметок и начал составлять список контактов, которых необходимо будет оповестить. Родственники. Коллеги отца с его старой работы. Соседи. Каждое внесенное в список имя было для него не живым человеком, а узлом в коммуникационной сети, который нужно было активировать в определенное время.

Квартира родителей встретила его запахом. Смесь корвалола, пыли и чего-то еще – сладковатого, тяжелого запаха остановившейся жизни. Этот запах был нарушением всех санитарных норм его собственного мира. В прихожей было темно и тесно от вещей, которых, по его мнению, здесь быть не должно: старые пальто, стопки газет, зонт-трость, который не использовали уже лет десять. Весь этот бытовой шум вызывал у него глухое раздражение.