– Ну так что? – рявкнул он, возвращая их в первоначальный тон беседы. – Знаешь, в чем суть моего Права Дракона? Готова нацепить ошейник и стать моей игрушкой на долгие годы? Моей рабыней, согласной на любой каприз? Подстилкой для меня и моих гостей?

Он говорил это, с каждым словом приближаясь к девушке всё ближе, постепенно отодвигая ее к стене – пока его руки не уперлись в стену за ее головой. Глаза бедняжки при его приближении всё больше и больше ширились, на виске явственно появилась капелька пота, а от ее челюсти Эдвин с удовлетворением услышал звук, напоминающий стук зуба о зуб. Ага! Дрожит? Стучит зубами? Вот и поделом ей, негоднице!

Икнув от страха, Адриана люто замотала головой.

– Нет-нет! Конечно, я не за тем пришла! Вы просто… не дали мне договорить, милорд! Я хотела попросить вас не похищать меня, а… сделать вид, что похитили! Дали бы знать, что решили вновь воспользоваться Правом Дракона – как в прежние времена… А потом… потом за мной приехал бы Рикард, и спас меня, сразившись с драконом! – девушка изобразила пальцами кавычки. – И дядюшке ничего не осталось бы, кроме как выдать меня за него – барон Липкес ведь никогда не согласится рискнуть жизнью ради невесты! А Рикард согласится! Но это всё будет понарошку, ведь вы меня и так отпустите, правда, милорд?

Чувствуя, как от всего этого бреда его крыша поплыла куда-то вслед за стаей гусей, его светлость прокашлялся. Потом поправил на шее слишком плотную повязку-галстук. И, наконец, выкрикнул осиплым голосом прямо ей в лицо:

– Что?!

– О, господин дракон, это не так сложно выполнить, как кажется… – залепетала Адрина, хватая его за рукав, но он в гневе вырвался, отпихивая ее к стене.

– Что ты несешь, ненормальная ты девица! Тебя лечить надо, а не замуж выдавать! С какой стати мне всё это нужно?! Как тебе вообще могла прийти в голову настолько безумная идея? Но ладно идея! Как ты посмела прийти ко мне и требовать ее выполнения! Ты знаешь, что я могу с тобой сделать за такую наглость?

В мгновение развернувшись, он пришпилил ее к стене, схватив рукой за нежную шейку. Забытое уже ощущение вседозволенности ослепило, сделало почти пьяным, и Эдвин вспомнил для чего ему нужны были все эти трепещущие девственницы.

Вот для чего – для того, чтобы вкусить этот сладкий контраст между их полной и абсолютной невинностью и его абсолютной же властью и вседозволенностью.

Для возможности в один момент, без соблюдения традиционных приемов уламывания и обхаживаний, сокрушить грань между стесняющейся вчерашней гимназисткой и стонущей под его членом, полностью доступной и раскрытой для всех манипуляций дворовой девки. За то, чтобы увидеть под платьем ножку в чулке и мгновенно, как только ему захочется, иметь возможность лицезреть то место, где этот чулок заканчивается.

Поняв, что именно этого ему и хочется, Эдвин отпустил шею девушки, развернул ее лицом к стене, присмотрелся… и быстрыми, умелыми движениями развязал пояс ее свадебной юбки. Для начала пусть походит для него в одних чулках и корсете, раз имела наглость соблазнять его своей изящной ножкой в шнурованном ботинке.

Не обращая внимания на причитания и заламывания рук, он ловко распустил завязки, образовал вокруг талии широкий проем и, подхватив за талию, вытащил девицу из собственной же свадебной юбки, оставляя ту стоять на полу, подпертую жестким каркасом. И с раздражением обнаружил под главной юбкой еще одну – более тонкую, но все еще довольно плотную для его затеи. Что за дурацкая мода? В его время женщины носили только одно платье и белье, без всяких там нижних юбок!