– Зеркало! У меня когда-то было зеркало! Надо срочно найти…

– Стойте, милорд… – не успевая за ним, путаясь в своем дурацком платье, Адриана семенила следом. – Стойте же… у меня есть…

Ее голос потонул в неожиданном завывании ветра – где-то дальше по коридору прохудилось окно. И это неожиданно напомнило ему – не так давно, лет эдак сорок или пятьдесят назад, на последнем этаже в одной из спален завелись летучие мыши, и он использовал зеркало, чтобы разглядеть гнездо в переходе вентиляции. Наверняка, он его там и оставил.

– Наверх! – скомандовал Эдвин им обоим и резко свернул в сторону лестницы.

Шаги гулко отдавались в пустынных коридорах замка, и по началу он прекрасно слышал, что шагают двое – он и его незваная гостья, надоедливая, как иголка в одном месте. Однако, спустя какое-то время он перестал слышать вторую пару ног, и понял, что девушка отстала, и что он снова один… Как и все эти долгие годы, возможно, столетия – бесконечно, невозможно один.

Наверняка, она уже в конюшне, седлает одну из его лошадей – подумал Эдвин с непонятной горечью в душе. Значит, и в самом деле он за эти годы превратился в сморщенный сухофрукт! Кому он нужен такой?

Но ведь трактирщица… как же она с ним… была?

А когда она «была», эта трактирщица – ты помнишь, кретин старый? Уверен, что в этом… столетии? Быть может, твоя полюбовница уже давно в могиле, как и Гаррет, как и все остальные, кого ты знавал в Бранденшире! Или напротив – жива, но не против сношаться и со стариком – ты ведь никогда не приходил к ней без «подарочка»…

Да и где трактирщица, и где эта – чистенькая, фарфоровая кукла в «сливочном» платье…

Ну и чёрт с ней, с этой куклой! – снова разозлился он на самого себя. Жил спокойно без всяких кукол, и дальше проживет. Меньше ерунды в голове.

В нужную комнату его светлость вошел, уже почти успокоившись, но увидев в углу рядом с кроватью брошенный на пол вытянутый овал зеркала, вновь разволновался. Сердце заметалось в груди, адреналин хлынул в кровь… Как тут не крути, а проспать молодость было бы обидно. Чрезвычайно обидно.

Помявшись на одном месте и посжимав кулаки, он наконец сделал роковой шаг – подступился к зеркалу и глянул в него сверху вниз, не поднимая с пола.

И отпрянул в ужасе, только что не подскочив – из глубин зеркальной поверхности вынырнул испещренный глубочайшими темными морщинами, изломанный, истерзанный и разваливающийся на куски старик! Такой уродливый и старый, что не понятно, как еще живой!

– Боги… – прошептал Эдвин, отступая назад, чувствуя, как руки покрываются ледяными мурашками. – Что вы со мной сделали, боги… Как жить-то теперь?

– Милорд, вас разве не учили, что нельзя смотреться в разбитое зеркало? – раздался сзади знакомый уже женский голосок.

Он резко повернулся – на пороге комнаты стояла чуть запыхавшаяся Адриана.

– Я пыталась вас догнать… пыталась сказать, что у меня в саквояже есть отличное зеркальце. Но вы так быстро помчались наверх, что я решила, что быстрее будет просто пойти и принести вам его. Вот, смотрите.

Она подняла руку вверх, показывая ему небольшое, женское зеркальце, и Эдвин машинально зажмурился.

– Еще раз скажи мне, девочка, я сильно старый? К чему мне готовиться?

– Ну… – ей явно было неловко отвечать на этот вопрос. – На вид вы… явно старше меня. Да и моего Рикарда тоже. Но вы точно моложе барона Липкеса! Гарантирую!

– И на том спасибо! – выдохнул он. Моложе барона Липкеса – это уже что-то.

Поморгал, фокусируя дневное зрение… снова зажмурился и медленно, по одному, открыл глаза.

Прищурился, наклоняясь вперед и всматриваясь в чуть мутноватое отражение.