Верховенству права, в общем-то, достаточно простого электорального эффекта с образованием в итоге законной власти, хотя бы потому, что она во всяком случае лучше беззаконной и насильственной, а не оттого, что эта власть хороша всякий раз по составу, созвучна народным чувствам и отзывается непременно общим благом, как того хотели в народных голосованиях. Правление права не отнимет власти у законных ее носителей только оттого, что те не пользуются общим сочувствием и действуют плохо. Законную власть положено терпеть, даже когда она неудачлива, расходится с влиятельными ожиданиями публики, раздражает мнимыми и действительными ошибками, неприемлема по эстетике и по стилю. Жизненный опыт и ум готовы иногда предложить что-нибудь получше, чем делает законная власть, и предпочесть ей что-нибудь не столь законное, зато эффективное и яркое. В правлении права, однако, это неприемлемо, причем не по рассудочному предпочтению, а в безотчетном отрицании. А. Иннс писал: …«Англичане предпочтут, чтобы ими плохо управляли, но свои законные представители, чем процветать под властью, на которую право берут мечом».^>165 Можно, конечно, думать, что законное и так всегда полезно само по себе, но доказательств этому найдется примерно столько же, сколько сомнений.

Решающей, стало быть, остается вера в право. Если ее не хватает, то вполне законная, но неуспешная власть рискует тем, что ей предпочтут национальный успех, общую пользу и рациональную решимость сильной руки, которой достанется «подлинно народная», хотя и не совсем законная или даже совсем незаконная власть.

Кстати, долгое правление мудрых и волевых носителей высокой власти не имеет решающего значения и даже не всегда совместимо с господством права. Волевые отправления, сильные мотивы исключительно, конечно, важны в политике, в деловых и нравственных решениях, и без них народу не удержаться в истории даже под властью права. Вместе с тем, когда носители власти разобщены на сопоставимые друг другу партии, учреждения и уровни властвования и вынуждены быть правопослушными, потому что ревнуют друг друга в соблюдении правил, то и в других частях народной жизни создание всевозможных решений, их исполнение и прочая живая деятельность тоже протекают разобщенно, обделенные общим для всех руководством – то в религиозно-моральном, творческом или деловом уединении, то в политической, экономической корпоративности, в обособленных группах и общностях с конкуренцией между ними. Тогда решения в большей части происходят не в русле общей, всем объявленной воли, а на участках пространства, времени и в предметных областях – в границах прав, компетенций, предметов ведения и в пределах возможностей разных, не подчиненных друг другу субъектов. И общий эффект они создают не под началом единого руководства, а накоплением мелких и значительных результатов, во взаимодействии разрозненных усилий и оплошностей, частных успехов и неудач среди людей, отвечающих за себя, за свое и за порученное дело, рискующих и прилагающих старания дружно или в разногласиях, но главное – по правилам. Это значительно отличает среду, которая склонна к правлению права, от той общественной обстановки, где в полной силе этика воли и где важно поэтому поддерживать долгое единение среди носителей власти. Иначе, если правящей воле не дать нужной длительности, то ее господство, и без того подвижное от смены настроений по сравнению с правилами, станет чрезмерно для всех переменчивым и рискованным. Когда правящая воля ставит себя выше правил, меняет их по себе и к тому же сама меняется в частых сменах ее носителей, это отнимает устойчивость и определенность, в какой-то мере необходимую даже народу, готовому покориться эволюциям высокой духовности. Господство государственной воли делает решительно важной продолжительную державную стабильность, чтобы издержки волеизъявительной распорядительности можно было немного сгладить долгим постоянством в составе лиц, источающих эту власть.