Вслед англичанам и американцы, объявляя себя теперь маяком свобод человека>155, в старой части своего политического кредо, в академических и общественных взглядах все так же стоят на том, что «правит закон, а не человек»>156, что «принцип управления законами, а не людьми…требует доверия и следования рациональным, объективным законам и уважения прямого их значения, ане произвольного правления в личной прихоти»>157. О себе они говорят: «Нами правят законы, а не люди» и хвалят себя за «любовь к правосудию», осуждают «склонность человека к несправедливости». Как Дайси излагал суть английского конституционного права, так и теперь пишут памфлеты о «правлении права инегодном правлении людей [misrule of men] (выделено – Авт.)»>158.
В гуманных (или в бесчеловечных?) настроениях американцы, может быть, и решат запретить, например, однополые «браки» на референдуме в Юте, полагая их противными законам природы и общества, но потом суд, возможно, признает запрет незаконным, а легислатура и атторнеи штата будут уже в Верховном суде США оспаривать право гомосексуалистов на брак. В таких состязаниях этически сходятся между собой воля к власти над законом и власть закона над мажоритарной волей, и чем бы они ни завершились, сама их напряженность и десятилетняя длительность позволяют судить о том, что в них замешано что-то сильное и основательное, укорененное в прошлом, причем с обеих сторон>159.
Разумеется, народы англосаксонского происхождения живут и чувствуют, думают и действуют в разных этических направлениях, а не только с верой в правление права. Так Иэн Стюарт разоблачительно пишет о том, что «…англичанин XVII века, веривший в «античную конституцию» или «старое доброе право», еще мог понимать ключевые законы как нечто… вне-человеческое. Сегодня же законы меняются так быстро – или все знают о возможности их изменения, – что ни одному из законов уже почти невозможно приобрести сакральный статус в силу одного лишь времени его существования. Таким образом, в идее «правительства законов, но не людей» ее часть, идущая после «но», больше не намекает на вне-человеческую объективность, в связи с чем всяэта идея должна быть либо переосмыслена, либо отставлена за ненадобностью» [выделено – Авт.]>160. Автор из Австралии, где давно уже цветет «мягкий» социализм, зовет прочь из-под правления права примерно с теми же настроениями, с какими в Европе Просвещение и Революция отрекались когда-то от старого права. Тогда гражданская воля и разум тоже звали европейцев уйти из-под господства права и, ниспровергая Ancien Régime (Старый режим), подчинить властям закон, чтобы сделать его разумным инструментом в исполнении всевозможных намерений.
Намеренно-рациональное, однако, как прежде не господствовало над правом, так и теперь вряд ли преобладает, по крайней мере, в народном правовом чувстве. И потому соискателя американского гражданства в простых тестах на понимание rule of law не искушают рациональной социал-демократической свежестью, а ждут от него старых «зачетных» ответов: «закону должен следовать каждый», «лидеры должны подчиняться закону», «правительство должно подчиняться закону» и «никого нет выше закона»>161, который по-прежнему выше «лидеров», «правительства», мажоритаризма и актов скоротечного законодательства.