– Скоро ты станешь полностью совершеннолетней, так что, думаю, пришло время тебе узнать – это написала Лариса ровно через полгода после того, как уехала… от нас.

Настя опустилась в отцовское кресло. Извлекла из конверта слегка потрепанный (явно, множество раз перечитываемый) листок, исписанный нервным женским почерком.

"Валентин!

Не уверена. что ты станешь это читать (после того, что я учинила в отношении тебя и, главное, своей дочери, будет вполне логично, что ты порвешь мое письмо, не читая). Но если все-таки станешь…

О том, что я совершила роковую ошибку, я поняла уже спустя месяц после того, как уехала с Ним. Хоть первое время Он из кожи вон лез, чтобы доказать мне, что превосходит тебя как самец (об интеллекте я уж промолчу. Давно заметила, что военные (даже из элитных родов войск) мягко говоря, умственно ограниченны. Что уж сравнивать с тобой, Вал, уже в тридцать шесть защитившим докторскую?)

…Настя отложила листок на журнальный столик и посмотрела в лицо Воронцову. Тот встретил ее взгляд спокойно и чуть устало.

– Выходит, мама хотела вернуться? – сдавленно спросила она, – Поняла, какую совершила ошибку, и захотела все переиграть? Но ты не позволил?

Профессор отрицательно покачал головой.

– Я-то как раз позволил. Написал ей в ответ, что, если я и не могу ее простить вот так, сходу, непременно постараюсь простить со временем. Что она может вернуться в любую минуту. Что она даже обязана вернуться ради тебя… - тут его голос все-таки дрогнул.

– И… что? – прошептала Настя. В груди (нет, во всем теле!) похолодело, будто сейчас, в разгар "бабьего лета", внезапно грянул декабрьский мороз, – Она…

– Не ответила, – печально сказал Воронцов. Нет, не печально. Скорее, тоскливо и удрученно, – А следующее мое письмо, отправленное по адресу той же воинской части, вернулось нераспечатанным, с припиской – "адресат выбыл".

– Но ты ведь мог навести справки! – сама понимала, что цепляется за соломинку, однако, остановиться уже не могла, – Ладно, в то время еще не было частных сыскных контор (перед мысленным взором тут же возник непрошеный образ русоволосого мужчины, походившего одновременно на авантюриста с Дикого Запада и рыцаря Круглого Стола времен короля Артура, пообещавшего ей встречу еще месяц назад… но не сдержавшего слова), однако, ты мог обратиться в милицию, в паспортное бюро, куда-то еще…

– Обращался, – Воронцов с горечью улыбнулся, – И в милицию, и в справочные столы… Адресат выбыл – вот каким был ответ. Неизменно. Но куда выбыл…– он безнадежно махнул рукой, – В конце концов, я сказал себе – если она всерьез захочет вернуться, то вернется. Я недвусмысленно выразил это в ответном письме. Более того, обещал, что ни слова попрека она от меня не услышит.

– Но она не вернулась, – пробормотала Настя, не желая больше прикасаться к письму своей матери (словно тем самым неудачная (а возможно, даже трагическая) судьба Ларисы коснется и дочери), – И ты не знаешь, что с ней случилось. Где она, с кем…

– И жива ли вообще, – безжалостно закончил профессор, – Потому, Настёныш, хочу тебя предостеречь – не повторяй ее ошибок. Будь последовательна в своих поступках. Не играй с сильным полом, особенно мужчинами такого уровня, как этот банкир.

– Хорошо, – вяло ответила Настя,– Сейчас переоденусь, и будем пить чай. Мне вообще не нужен никто, кроме тебя. И Лорда, – нагнулась, потрепала по холке приблизившегося дога.

Отец слегка улыбнулся (на сей раз без горечи, но не без грусти).

– Если б я был лет на десять-пятнадцать моложе… и чуть-чуть здоровее… Кстати, ты сегодня восхитительно выглядишь. Но я все-таки предпочел бы, чтобы ты смотрела спектакль вместе с Денисом.