Все еще там, где я его оставила.

Она убрала сверток и кинжал под плащ, а два веника с травами протянула девушке.

– Добавь несколько листьев в похлебку. У мальчишки желтые глаза. Ему нужно прочистить мочевой.

– Откуда ты знаешь?

– У него болит поясница. Верно?

– Да.

– И пописать не может.

– Да. Ты ведунья?

Злость накатила на нее. Дура! Боги дали тебе дитя! Цени этот дар!

– Намотай ему лохмотья на босые ноги. Сгубишь дитя на холоде, – не скрывая злость, велела Мольга.

– Хорошо, – закивала девушка.

Если она это и сделает, то только из-за страха, который внушила ей высокая дикарка с тесаком и сломанным носом.

Мольга проверила наличие под плащом тряпичного свертка, который достала с потолочной балки, и молча ушла.

***

Уже стемнело. В луну Кота дни становятся короче, а ночи длиннее. Она простояла тут уже несколько колоколов и, хотя подмерзла, радовалась холодному воздуху. На морозе нос болел меньше. На улицах стало совсем безлюдно, и чтобы не привлекать внимание, Мольга спряталась в темном углу. Иногда в тишине она слышала крики из камер узилища. Еще сегодня утром она была в соседних камерах, но сейчас эти крики не вызывали у нее никаких эмоций. Просто кому-то плохо. Каждый день, каждый колокол в мире кому-то плохо. Что с того?

Наконец-то покрытая железными полосами дверь отворилась, и из узилища вышли двое мужчин.

– Мозоли не натри, – сказал один другому, и оба засмеялись. Мольга узнала гавкающий смех.

Курнос! Мужчины пожали друг другу руки и разошлись. Мольга выждала какое-то время и пошла за охранником.

Сохраняя дистанцию, она старалась мягко ступать деревянными подошвами по уличной брусчатке. Она спустилась в портовый район за охранником. Тут жизнь кипит всегда. Моряки, чьи корабли ждут погрузки, разгрузки и ремонта, сливают свои деньги в местных блудильнях и харчевнях. В одну из таких блудилень зашел и Курнос. Мольга осталась на улице, ровно под вывеской какой-то харчевни. Под надписью «У Мидны» была нарисована свинья с непропорционально длинными лапами. О том, что это свинья, говорил лишь ее закрученный хвост. Художник был либо пьян, либо ни разу не встречал свиней. Когда к Мольге пристал какой-то пьяница, она ушла в дальний угол улицы, откуда могла наблюдать за входом. Тут в нише между зданиями воняло мочой и какой-то кислятиной. Что ж, это будет длинная ночь. И холодная. Она снова проверила сверток под плащом. На месте. Будет время подумать над предложением святоши в белой рясе. Размазав лужу блевотины сапогом по земле, Мольга поняла, что за запах кислятины она почувствовала.

***

Она прошмыгнула в узкий дверной проем. Бесшумно ступила деревянной подошвой на деревянный пол и замерла. Курнос спал, степенно похрапывая своим обрубленным носом. Мольга подождала, когда глаза привыкнут к темноте. Как и положено для блудильни, большое ложе стояло по центру комнаты. Курнос спал на животе, раскинув руки в стороны. Она залезла на него, усевшись на ягодицы. Охранник лениво заерзал, полагая, что это одна из девок. Клинок мелькнул в темноте. Резким движением она вонзила лезвие в правое легкое. Бедрами Мольга почувствовала, как все тело охранника напряглось. С лезвием в легком закричать он не смог. Тогда Курнос попытался подняться, и Мольга повернула лезвие.

– Не дергайся, псина, будет больнее. В ответ тишина. Она выдернула лезвие кинжала так же быстро, как вонзила. Услышав его вздох. Ей показалось, воздух он втянул не через нос, а через отверстие в спине. Мольга знала, что легкие его наполняются кровью и скоро он задохнется.

Слишком легкая смерть для тебя, мразь.

– Не волнуйся, я люблю сзади, – прошептала она на ухо.