– Улица роз? – переспросил Богдан. Они встретились взглядами, и Мольге показалось, что они смотрят друг на друга слишком долго.

– А ты и не знаешь, – ратник засмеялся. – Этот напыщенный кретин отправил корабль, который прибыл на один день раньше, в волчье логово и велел посыпать всю дорогу от порта до самого трона лепестками роз.

– Прояви уважение, когда говоришь о митрополите, – возмутился Арлей.

Ратник развернулся на каблуках и схватил мальчишку за ворот раньше, чем он договорил.

– Клянусь молотом творца, еще раз ты откроешь рот, и я вышибу все зубы из твоей пасти, – выждал два удара сердца и добавил: – Никто меня не остановит. Ясно?

Арлей снова шмыгнул носом и кивнул.

– Ну и компанию ты себе выбрал, – он кратко глянул на Мольгу и подмигнул ей. – А знаешь, когда по этим лепесткам прошлась вся его свора и карета с жирдяем, то вся эта улица снова выглядела как залитая кровью. Ты ведь помнишь, сколько крови эта улица впитала?

– Помню, – ответил Богдан кратко, хотя казалось, ему есть что добавить.

– Послушай, воевода, давай мы тебя проводим до детинца. Город полон волков. Не допусти творец, кто-то из них узнает тебя.

– Это совсем не обязательно.

– Я настаиваю, – не отводя взгляда, сказал ратник.

– Тога, веди нас, – улыбнулся Богдан.

И они пошли. Мольге не терпелось расспросить Богдана о его ратном прошлом. И почему даже в инквизиторской робе приняли за своего? Но открывать рот она не осмелилась. И все шли молча, пока не появились первые висельники у дороги. Глазницы были пустыми. Почему воронье всегда их выклевывает? Не может терпеть, что мертвецы смотрят на них? Когда дальше по улице появились новые висельники, Богдан озвучил вопрос, который беспокоил всех:

– Кто эти висельники?

– Ооо! Это правосудие митрополита.

– Воры?

– Волки.

Все помолчали несколько шагов, и ратник продолжил.

– Город мы, конечно, заняли. Но посмотри вокруг. Он все еще кишит волками, которые не признают новую власть. Да еще этот кретин обложил всех налогом на язычество. Ввел патрули улиц, когда идут служения. Волки нас ненавидят. И демонстративные казни любви не добавляют. Ребята боятся выходить в патруль группами меньше трех человек.

Он глянул на Мольгу. Переборов страх, она выдержала его взгляд.

Еще несколько висельников, и они оказались у детинца. Впрочем, детинец – это слишком красивое название деревянному сеновалу с двумя дымоходами.

Стоило ратникам попрощаться, Арлей сразу же оживился:

– Мы должны немедленно доложить об этом в местную инквизицию.

– Оставь это, у нас тут другая миссия.

– Ты их защищаешь?

Богдан резко остановился.

– Послушай, если ты хочешь заниматься порядком в этом городе – ступай. Я просидел в этой гребаной лодке не для этого. Я иду к митрополиту с другой целью.

И они пошли дальше. Арлей просто пыхтел от гнева. А Мольга улыбалась так широко, что чувствовала, как от улыбки болит сломанный нос.

Пройдя кучу охранников и предоставив тысячу раз грамоту от патриарха, группу из Ростка допустили в столовую, где трапезничал митрополит Погрома. В просторной зале было хорошо натоплено и пахло жареным мясом. Между большими деревянными колоннами, выкрашенными в красные и синие цвета, стоял большой стол. В торце сидел толстый муж в робе служителя. Вокруг него кружила прислуга. В стороне находилась свора охранников в инквизиторской робе. Внимание всех привлек грязный мужчина в цепях. Руки и ноги были скованы короткой цепью, из-за которой он не мог выпрямиться. Лицо было скрыто под густыми черными волосами.

– Это те самые гости с грамотой от патриарха? – с набитым ртом спросил толстяк.

– Да, ваше преосвященство.