Его глазки все еще бегали с одного на другого.

– Поплыли уже. Холодно тут стоять, – рявкнула Мольга. Она проверила маленький сверток под плащом. На месте. Не потеряла. Обошла толстяка и пошла по трапу.

– Не люблю плоскодонки, – пробубнил Богдан, последовав за Мольгой.

Тесная каюта была до потолка забита всякого рода барахлом. Все это барахло было еле-как привязано канатами к поперечным балкам.

– Задень тут что-нибудь и тебя найдут грузчики под кучей барахла, когда прибудем в Росток.

Арлей уставился на Мольгу, не понимая, угроза это или шутка.

– Вам нечего бояться. Вы можете расположиться на этой стороне, – толстяк указал угол с утоптанной отсыревшей соломой. – Если позволите, я дам команду к отплытию.

– Командуй, – ответил Богдан, после чего обратился к Арлею и Мольге: – Тут зато не моросит.

И в самом деле. Иди поной бурлакам на веслах. Они сидят под открытым небом и на ветру.

Несмотря на топот ног, скрип досок, шум воды и вой ветра, в трюме отлично было слышно крики коротышки. Он поливал бурлаков отборной бранью. Самые остроумные выражения вызвали улыбку на лице Арлея.

Богдан выбрал из барахла заколоченный ларь и уселся на нем. Арлей опустился на солому. Мольга не желал сидеть с инквизицией в одном углу и оперлась на перекладину в стороне.

С палубы брань коротышки сменилась ритмичному:

– И раз! И раз! И раз!

– Сколько нам плыть? – спросила Мольга.

– Три-четыре дня.

Арлей присвистнул.

– И все четыре дня он будет так орать?

– Если будет попутный ветер, то наверное перестанет, – ответил Богдан.

– Скучно, – помолчав выдала Мольга.

– Ты бы могла нас развлечь, – ехидно подмигнул ей Арлей.

– У тебя две здоровых руки. Развлекай себя сам.

Богдан засмеялся, а Мольга насторожилась. Ублюдки ей не друзья. И никогда ими не станут. Воспоминания об изнасилованиях в узилище были слишком свежими.

– Еще и холодно. А ты могла бы нас согреть, – не унимался Арлей.

Как ей хотелось перерезать ему глотку и смыть кровью ехидную улыбку, но этого не допустит его дружок. А о возвращении и награде можно и вовсе забыть.

Мольга достала кинжал и стала выковыривать им грязь из-под ногтей.

– Забери тебя Навь! Мне все еще не нравится, что у тебя есть нож.

– Конечно. Ты же привык, что женщина беззащитная и в кандалах.

– Даааа, – протянул он мечтательно. – В узилище я бы научил тебя уважению к инквизиции.

Богдан глубоко выдохнул, откинулся на спину и закрыл глаза.

Не притворяйся, что спишь, лис. Я вижу тебя насквозь.

– Скажи, душегуб, у тебя хоть раз была женщина, которая ложилась под тебя по своей воле?

– Множество, – ухмыльнулся Арлей. Но Мольга видела, что ухмылочка уже не такая искренняя.

– Блудницы не считаются, – парировала Мольга, не отрывая взгляда от кончика кинжала и безымянного пальца.

– Скажи лучше ты, колдунья, был ли на тебе хоть раз мужчина, который без бутылки хотел тебя?

И тут Мольге нечего было ответить. Да, у нее было множество мужчин. Особенно когда она хотела забеременеть. И она была вольна выбирать среди них. Любил ее кто-нибудь? Нет. Но что-то нужно ответить. И быстро. Нельзя позволить ублюдку подумать, что больно уколол ее.

– Вам, душегубам, нравится издеваться над людьми. Видеть их мучения.

– Не всем, – пробубнил Богдан, не открывая глаз. Арлей кротко на него обернулся и ответил:

– Поверь, колдунья, куда приятнее было бы вас убивать. Этот приятный хлопающий звук, когда кистень опускается на череп. Хлоп – и готово.

Какая же ты мразь! Даже причавкиваешь и смакуешь, рассказывая это. – Так убивали бы в своих темницах. К чему столько узников? Да еще эти показательные казни!

Она сплюнула. Злость накатывала с каждым словом.