Дошли до мастерской. В нос ударил уже знакомый запах дерева. Хозяин захлопнул дверь.

Кири осмотрелась: кругом валялись инструменты, доски, бруски; пол был усыпан крупными вьющимися стружками, угловатыми обрубками и мелкими, как песок, опилками; на сундуках стояли простые, без росписи, глиняные сосуды или валялись отрезы плотной ткани. В стране Медных Барабанов не делали ничего подобного, даже сосуды лепили иначе – грубо, подражая творениям бога, которые, по легендам, тот ваял в полном мраке, до того как сгорел, чтобы стать солнцем, – но Кири не удивилась, не замерла от восторга и неожиданности. Грутсланг рассказывал, как мастерят в отдаленных уголках мира самые разные диковинки, что не чета их острым копьям, безвкусным одеждам, скудным бусам.

– Не бойся, – внезапно заговорил мужчина, наконец убирая доску. – Я не собираюсь просить у тебя того же, что они. Да и староват уже…

– Спасибо, – коротко ответила она.

– Мне не важно, кто ты, но я знаю, откуда ты, – усмехнулся он. Кири насторожилась. Заметив это, мужчина добавил: – Говорю же, не бойся.

Он вернулся к инструментам, совсем не обращая внимания на гостью.

– Я видел тебя недавно – когда тот купец вел тебя в город. Я знаю, куда отплывают некоторые корабли и откуда возвращаются. Тот плыл из страны Медных Барабанов – значит, ты оттуда же. Поверь, мне нет дела до диковинных зверушек…

И вот, зазвенело в голове, опять ее назвали так. Кири сделала пару шагов назад, уперлась в большой сундук, чуть не повалив стоявший на нем глиняный кувшин с остатками воды. Мужчина обернулся и на этот раз откровенно рассмеялся. Подошел ближе.

– Говорю же, не бойся. Я просто закончу работу, а потом мы найдем того купца, и я продам тебя ему обратно. И все в выигрыше, отлично придумано? А что это у тебя тут? – Он потянулся к бусам. – Что за камушки? Драгоценные? Твои или купец подарил?

Он коснулся бус. Решил рассмотреть. И Кири сделала единственное, что могла: схватила глиняный кувшин и, замахнувшись, ударила его по голове. Он зашатался, кривыми движениями начал отряхиваться от осколков, и этого мимолетного промедления Кири было достаточно, чтобы скользнуть мимо и выскочить на свежий воздух.

Она не знала, как долго бежала, – помнила только, что бешено оглядывалась, старалась держаться подальше от порта, нигде особо не задерживалась. Долго бы еще бродила, если бы не споткнулась в маленьком, плотно застроенном домами переулке. Ударилась коленками, оперлась ладонями о землю и оглянулась – поняла, что задела умело замаскированный люк; их мужчины делали нечто похожее, чтобы хранить запасы мяса убитых хищников.

Инстинкт потянул Кири вниз, туда, где прошла большая часть ее жизни, под землю. Чувства подсказывали – там безопаснее.

Она с трудом подняла крышку – благо в переулке было безлюдно – и начала осторожно спускаться по широким каменным ступеням. Сделав несколько шагов, задвинула за собой люк. Вздохнула – глаза давно отвыкли от темноты.

Она уже подумала, что ступени ведут в никуда, но тут внизу замерцал слабый свет; снова раздались голоса. Кири остановилась – может, вернуться наверх? – но, помедлив, спустилась до конца.

Здесь тоже были люди, говорили вполголоса. Важно чесали бороды, звенели кошельками. Широкий тоннель тянулся вперед, разветвляясь; вдоль стен виднелись подобия торговых рядов.

Кири молча шла вперед, всматриваясь и вслушиваясь.

– Этот василиск еще не дозрел, – говорил кто-то рядом, доставая из каменного контейнера, погруженного в деревянный ящик с землей, твердое на вид яйцо.

– …мне плевать, что будет с этой птицей и как ей будет больно, – я плачу только за два пера, понятно?!