Ростовщик Магон цокнул языком – еще одна мерзкая привычка, от которой Баалатона бросало в дрожь.
– Ты, говорят, побывал в стране Медных Барабанов и привез оттуда какую-то диковинку. Уверен, золотой песок прихватить тоже не поскупился – так что я точно знаю: тебе нужно было лишь напомнить про долг. А остальное у тебя и так получится. Скажи мне, я прав? Так ведь?
Баалатон сглотнул – Эшмун, и что теперь делать?! Прохрипел:
– Так.
– Ну и славно. – Магон вновь цокнул языком, похлопал Баалатона по плечу. – День, помнишь? А мы с моим римским другом просто присмотрим за тобой.
И Магон ушел. Прежде чем последовать за ним, молчаливый римлянин, все это время почему-то смотревший в пол, взглянул на Баалатона – так пристально, будто они знакомы; взглянул, сверкнув глазом, над которым поверх шрама вилась черная татуировка – дракон.
Баалатон не находил слов. Сначала смотрел в одну точку, потом закрутил головой по сторонам. Остановил взгляд на Фиве. Та, опережая его вопрос, пожала плечами и сказала:
– Найди ее.
– Что?
– Ты все прекрасно понял, Баалатон. Найди ее, – повторила Фива. – Как будто у тебя еще остались варианты. А я пока попытаюсь понять, что за болезнь тебя поразила. Но, как уже говорила, чувствую, что это не по моей части. Вот почтенные матроны…
– Что ты имеешь в виду?
Фива не ответила.
Да уж, подумал Баалатон, верно Магон отметил про диковинку из страны Медных Барабанов – только не знал, что диковинок у него две. Первую забрал халдей, а вторая сбежала.
Баалатон вздохнул, вновь уселся на сундук.
– Фива, скажи мне, почему боги так несправедливы к нам?
– Справедливы. – Она загремела сосудами с мазями и отварами. – Они многое забирают, но многое дают взамен. Вопрос только, когда – и в каких деньгах.
Стоило Куллеону отойти от купеческого дома, как Магон проговорил, смотря куда-то в сторону:
– Проследи за ним, римлянин. Я честный человек, но у меня есть сомнения насчет его честности. Следуй за ним до завтрашнего дня, а там уж посмотрим, пригодятся ли нам твои варварские мускулы.
– Не командуй мной, старик. Говори не таким тоном.
Магон вскинул руку, продолжил идти. Не останавливаясь, снова потер палец о палец.
– О-хо! Как мы запели. Заметь, не я пришел на порог твоего дома наниматься. Не я попросил образованного человека взять на службу грязного варвара, пусть и с парой блестящих медалей на груди. – Магон бесцеремонно щелкнул пальцем по лику Горгоны. – Давай напомню тебе простое правило, которое у вас в Риме, видимо, ленятся объяснять детям. Кто платит – тот и прав. По крайней мере, в наших с тобой отношениях. Пока плачу я, делаешь, что скажу. Дальше – валяй.
Магон взмахнул руками.
– Я слишком уважаемый человек, римлянин, чтобы бегать за должниками. Тем более – следить за ними. А ты на этой земле – никто.
– Знал бы ты, – сухо процедил Куллеон, гремя доспехом, – кто я на своей земле…
– У себя можешь быть хоть богом.
– Воля богов священна, – отчеканил Куллеон.
– Чудесно. Полностью поддерживаю, – эту фразу Магон будто прожевал. – Повторяю. На своей земле – хоть бог-герой. Тут – никто. Даже меньше чем никто. Сделай дело – я ведь хорошо заплачу. А зачем еще оказываться в таком дурном положении, как ты, если не из-за денег? Так сделай дело, а потом выпей, найди себе хорошую девочку…
– Не все решают деньги, Магон.
– Слишком тянешь «а» в имени, – поправил он. Снова цокнул и потер палец о палец. – Все, дружок. Не моя беда, что у вас деньги, видимо, еще не изобрели.
Если бы не бремя долга, если бы не рвение отмыться от позора, если бы не заключенная с Грутслангом сделка, Куллеон прикончил бы ростовщика Магона на месте. Голыми руками или нет.