Нестор наблюдал за всем этим, находясь как бы в метрах трёх выше и правее, зависнув над землёй. Каждый удар по телу распятого хлёстко отдавался острой пронзительной болью в теле доктора. С каждым мгновением Нестор становился ближе к мученику, боль становилась невыносимой. Это притяжение вызывало всё большую панику – Хрулёв почувствовал лёгкий толчок от столкновения с висящим на кресте телом и с ужасом осознал, что смотрит на мир сквозь зрачки умирающего человека.

Теперь всё происходило как в замедленной киносъёмке – вот мальчик медленно замахивается палкой, вдали зависла птица… Палка, по предсказуемой траектории, опускается в область третьего ребра. Разрывающая изнутри боль, невозможность сделать вдох…

Хрулёв проснулся. Среди ночного полумрака комнаты в полной тишине сердце стучало особенно громко, отдаваясь в висках каждым ударом. Доктор встал и открыл настежь захлопнутое ветром окно, жадно втягивая свежий лесной воздух. Отдышавшись, он поднял стоящую на полу на половину полную пятилитровую бутыль воды и сделал несколько глубоких глотков. Вода сбегала по щекам на грудь и каплями падала на пальцы ног. Поставив бутыль на пол, Нестор сел на кровать и прошептал:

– Началось!

Сны, а уж тем более сны, заставляющие Нестора вскакивать посреди ночи с испариной на лбу, не посещали его последние лет пять точно. Он всегда спал хорошо и спокойно, и если уж видел сны, то незатейливые, чёрно-белые и тут же забываемые. Сегодняшний сон был необычайно реалистичным, цветным и, казалось, Нестор до сих пор ощущал ноздрями запах увиденного во сне места, перемешанного с песчаной пылью и вкусом человеческой крови. И что странно – во сне Нестор одновременно наблюдал со стороны за распятым человеком, и в это же время физически ощущал всю боль его израненного тела, которая до сих пор, дотлевая, не отпускала сознание.

Весь вечер доктор провёл в раздумьях, анализируя прочитанное утром личное дело нового жильца пансионата. При оценке состояния лиц с нарушениями психики он как врач опирался на общепринятые диагнозы, которые учитывались при дифференциальной диагностике впервые обследуемого пациента. Кроме того, при разработке плана лечения он как клиницист выбирал один из известных вариантов ведения конкретного больного с учётом его состояния, добавляя по мере необходимости свои новые методы. Однако существовал ряд редких психиатрических синдромов, с которыми он как врач (впрочем, как и большинство его коллег) не сталкивался в повседневной практике.

Хрулёв, знакомясь с личным делом нового пациента, первым и главным моментом считал верную постановку диагноза. На основании документов, Нестор предварительно отметил для себя то, что пациент Карпелин не имеет какого-то ярко выраженного классического синдрома, но обременён винегретом из нескольких довольно редких – синдрома Котара и так называемого иерусалимского синдрома. Естественно без длительного вербального общения окончательный диагноз пациента поставить невозможно. Но первая же попытка наладить контакт несколькими днями ранее полностью провалилась.

Константин Карпелин рос в сызранском детском доме, из которого благополучно перекочевал в суворовский кадетский корпус, влив каплю своей дальнейшей судьбы в славное море защитников Отечества. В двадцать три года Карпелин посетил свою первую горячую точку. Теперь за его плечами было тридцать четыре года и четыре командировки, за которые он имел пять орденов и восемь медалей. Не отличаясь особо могучей внешностью, лейтенант Карпелин обладал завидным логическим мышлением и молниеносной реакцией, за что и был достойно оценён командованием.