– Так смени работу, брат, в нашем возрасте не всё ещё потеряно! – Дарик с нарастающим азартом продолжил, – Вот что тебя, кроме твоих психов интересует?

– Хм…, – Нестор задумался, – печально признаться, но работа с психикой это всё что я умею в этой жизни! И мне это интересно. Знаешь, Дар, я сейчас осознал, что сам выстроил свою линию жизни без возможности уйти в сторону. При всём богатстве плоскостей и направлений, в моём распоряжении только один тоненький вектор в одной доступной мне плоскости…

Нестор нервно закурил:

– Представляешь, Дар, я, корректируя судьбы других, оказался неспособным править свою собственную жизнь, да что там жизнь – даже свой мозг! Последние лет пять меня гнетёт жуткая потребность реализоваться в чём-то действительно важном и новом. Я много думал, прикидывал – ну в чём же, в чём… И дня не проходит, чтобы хоть на мгновение я не ощутил в себе это противное чувство нереализованности!

Бросив в огонь недокуренную сигарету, он продолжил:

– Знаешь, пару дней назад со мной случилось странное – я вдруг отчётливо почувствовал, что в моей жизни совсем скоро что-то изменится. Вот не знаю что, но я это ощущал так же явно, как вкус этой ухи, как ветер в этой ночи…

– Вот видишь, брат, – улыбнулся Дарик, – главное верить и надеяться! Как там поётся – новый поворот, что он нам несёт… А может тебе женщина нужна? Любовь, семья, дети? Ещё не поздно!

– Женщины для психолога, Дар, как впрочем, и остальные люди это материал для исследования, а исследованный материал уже не интересен. Понимаю, что это неправильно и недостойно мужчины и гражданина, но люди для меня в силу профессии стали всего лишь объектами моих манипуляций. У каждой работы есть вредные побочные эффекты… Сначала мы строим жизнь под себя, а после уже выстроенная нами жизнь загоняет нас в свои тесные рамки, изменяя наш мозг и видение мира!

Было глубоко за полночь, когда закутавшись в больничные одеяла, Нестор и Дарий уснули у догорающего костра.

…Утром в понедельник Дарик уехал, оставив Хрулёву позитивных эмоций и тёплых воспоминаний минимум на полгода вперёд. Совершив привычный утренний обход жильцов, доктор вернулся в кабинет, заварил кружку горячего кофе и, достав из шкафа папку, положил её в центр стола. Затем сел на любимое рабочее кресло с ортопедической спинкой, сделал глоток бодрящего напитка и придвинул папку к себе. На картоне крупными буквами было выведено «Карпелин Константин Михайлович», а ниже чуть мельче – «личное дело».

– Ну, что, Костик, новый объект моих изучений, давай знакомиться! – растягивая слова, произнёс Нестор и открыл папку.

Два часа пролетели на удивление быстро, кофе давно остыл, Хрулёв перевернул последнюю страницу папки, резко встал и, накинув докторский халат, спешно вышел из кабинета. На крыльце Нестор закурил. Докурив и раздавив окурок, он произнёс: -Ну что ж! Исалий, так Исалий!

Человек вздрогнул, проявив признаки жизни. Глова, безжизненно свисавшая на окровавленной шее, начала медленно подниматься. Солнце осветило измождённое, заросшее растительностью лицо, отчётливо придавая резкость каждой морщине. Веки медленно открылись, человек попытался пошевелиться. Лицо исказилось гримасой боли – безмолвный крик попытался слететь с уст, но превратившись в еле слышный хрип, каплями крови брызнул изо рта.

Человек был распят. Предварительно долго и жестоко бит. Запёкшиеся раны на смуглом теле и окровавленные лохмотья на бёдрах не оставляли сомнений в приближении скорой кончины. К распятому подбежал ребёнок и, смеясь, стал колотить истерзанное тело палкой, норовя дотянуться до лица.