Он улыбнулся.

Не широко, не открыто, но достаточно.

Эта улыбка не сочеталась с его лицом – грубым, суровым, уставшим, с изрезанными временем чертами. Она выглядела неуместной, словно что-то чуждое, словно маска, которую он давно забыл, но вдруг решил снова надеть.

– Как ты понял, я лечу таких, как ты… Хотя нет, не лечу, – Агарт помолчал, будто выбирая слова, затем коротко вздохнул и чуть скривил губы в задумчивой усмешке, в которой сквозило что-то похожее на сожаление. – Ладно, пусть будет лечу. Иногда у меня это даже выходит.

Я не двигался, продолжая смотреть на него с тем самым недоверием, которое уже давно стало моей второй кожей. Его слова звучали слишком спокойно, в них не было ни давления, ни угроз, ни насмешки, но я не спешил расслабляться. Я знал, что в этом мире ничто не бывает просто так.

– Ты Леон, – продолжил он, переводя взгляд на мой ошейник, о котором я даже не вспомнил бы, если бы он сам его не заметил. – Твоё имя выгравировано прямо здесь.

Я невольно напрягся, неосознанно напрягая плечи, будто это могло хоть как-то защитить меня от тех мыслей, что накатывали лавиной. Я не помнил, когда в последний раз слышал, чтобы кто-то произносил моё имя просто так, без издёвки, без угрозы, без подтекста, скрытого в тоне, в выражении лица, в каждом звуке. Там, в казематах, у меня не было имени, не было личности, не было смысла. Я был никем. Просто телом, просто куском мяса, который может выдержать чуть больше боли, чем предыдущий эксперимент.

– Да… – мой голос прозвучал странно, сипло, с хрипами, словно кто-то долго сжимал мне горло железными пальцами и только сейчас решил разжать хватку. Он напоминал скорее сдавленное рычание, чем нормальную человеческую речь, но, видимо, Агарт ожидал чего-то подобного, потому что даже не дрогнул.

– Ты измотан, – он внимательно посмотрел мне в глаза, будто пытался докопаться до того, что скрывалось за моим выражением. – Я догадываюсь, где ты был, но как тебе удалось уйти – это загадка.

Он не задавал этот вопрос прямо, не давил, но его слова всё равно вспороли что-то внутри меня, словно ржавым ножом по старым, не до конца зажившим ранам. Стоило только на секунду ослабить контроль, как перед глазами вспыхнули обрывки воспоминаний – тусклый свет, камень, запах гнили, липкое нечто, заливающее лицо, давление на грудь, удары, боль, крики, темнота. В висках запульсировало, а где-то глубоко внутри что-то дёрнулось, зашипело, скребануло когтями, пытаясь вырваться наружу, но я резко проглотил комок тошноты, не позволив этому выбраться.

– Теперь ты в безопасности. Ну, относительной безопасности, – Агарт говорил всё тем же ровным голосом, но в нём теперь чувствовалась некая отчётливая твёрдость, тонкая грань между уверенностью и приказом. – И я не просто так тебя выкупил у падальщиков.

Слова скользнули по сознанию, словно капли масла на воде, не давая зацепиться за что-то конкретное, но оставляя тягучий осадок.

Безопасность.

Это слово звучало как насмешка, как шутка, которую рассказывает человек, никогда не знавший, что значит дрожать в темноте, зная, что впереди только боль и грязь, что нет спасения, нет света, нет выхода. Безопасности не существует. Ни внизу, ни наверху. Ни в свете, ни во тьме. Есть только разные уровни угрозы, разные способы медленно умирать.

– Но об этом позже, – Агарт коротко вздохнул, словно приняв какое-то своё внутреннее решение, и махнул рукой, отметая тему, словно не желая углубляться в неё прямо сейчас. – Приходи в себя, ешь. Я принесу тебе отвар.

Он кивнул в сторону кровати, которая до сих пор казалась мне чем-то чужим, словно принадлежала кому-то другому.