– Эта подвеска принадлежала моей матери, – объяснил отец. – Она отдала ее мне перед смертью. Сказала, что нашла ее на опушке леса, когда рыли яму для фундамента нашего дома. – Он сложил пальцы Хелльвир вокруг медальона и сжал. – Когда мать умирала, она сказала мне, что наша семья – люди с львиными сердцами, и велела мне воспитать таких же детей, как она сама. – По его губам скользнула улыбка. – Она была сильной женщиной.

Отец снял шнурок и надел талисман на шею Хелльвир.

– Моя дочка, девочка с львиным сердцем, – сказал он. – Теперь она твоя. Она будет напоминать тебе о том, что на свете были, есть и будут такие же люди, как ты.

Хелльвир обняла отца так крепко, что он рассмеялся и хотел сказать что-то еще, но в этот момент из дома донесся грохот, и они вскочили на ноги. Хелльвир в растерянности застыла на месте, а ее отец бросился в дом. Через несколько мгновений он появился в дверях с перекошенным от страха лицом и велел ей бежать в деревню за лекаркой. Мать Хелльвир упала.

Это была долгая, очень долгая ночь. Но Хелльвир даже не заметила, как она прошла: повинуясь резкому голосу лекарки, она бегала за лучиной в сарай, а потом, когда в сарае ничего не осталось, пришлось идти в лес за хворостом. От криков матери звенело в ушах.

Спустя много часов, когда в лесу завозились птицы, Хелльвир стояла в дверях, глядя на тело матери. В ту ночь время текло иначе, чем обычно: каждое мгновение было долгим, тяжелым, вязким, кровь стучала в висках, но теперь ей казалось, что она всего секунду назад видела маму… А потом Хелльвир отвлеклась, совсем ненадолго, и мама ушла. Она была прикрыта простыней; простыня обрисовывала нос, видны были темные впадины на месте глазниц. Сбоку лежал маленький сверток, неподвижный, безмолвный. Хелльвир не могла отвести от него глаз. Усталость, которая давила на нее, словно гора сырого песка, заглушала горе.

Отец Хелльвир сидел на кровати рядом с телом. Его могучая спина была согнута. Знахарка, которая пришла помочь роженице, женщина по имени Миландра, стояла рядом с ним, положив руку ему на плечо. В полутьме ее лицо выглядело очень старым, оно было изборождено морщинами, как карта. Она собрала волосы в узел, и ровная кожа на месте левого уха блестела в свете очага.

– Роды начались преждевременно, – пробормотала женщина. – Не следовало ей заводить еще ребенка. Она была очень слаба.

Отец Хелльвир напрягся.

– Это был ее выбор. Она решила оставить ребенка, – резко произнес он, подняв голову и глядя в лицо лекарке. – Ты бы хотела, чтобы я заставил ее избавиться от него?

Он стиснул зубы, взял себя в руки. Мгновение тянулось долго, как час; оно казалось осязаемым, живым, у него было сердце, и Хелльвир слышала, как оно бьется.

Отец прижался губами к ладони жены.

– Ты можешь вернуть ее, – произнес он глухо, не отрываясь от руки.

Хелльвир заметила, что Миландра вздрогнула.

– Я не смогла удержать ее среди живых. Почему ты думаешь, что я смогу вернуть ее из страны мертвых? – жестким тоном произнесла она.

– Я знаю, ты можешь. Я слышал…

– Забудь о том, что ты слышал, – перебила его Миландра. Когда отец Хелльвир закрыл глаза, она немного смягчилась и добавила ласково: – Я останусь с ней до утра. Мы с Хелльвир подготовим все для обрядов.

Хелльвир задрожала всем телом и стиснула руки в кулаки, чтобы взрослые не заметили ее страха.

– Нет, – пробормотал отец. – Пайпер исповедовала восточную веру. Она не хотела бы, чтобы ее похоронили среди камней.

Миландра вздохнула, но проглотила резкий ответ, готовый сорваться с языка.

– Тогда пошли сына в соседнюю деревню, пусть приведет служителя из тамошнего храма. Но сейчас тебе здесь делать нечего. Иди поспи.