Девушка подняла руки в просьбе остановиться. Наэль замолк. Тишину прервал вышедший после примерки капитан «Гатари-ода».

– Наэль-ода! Тебя за ней Глава прислал?

Северянин и морянка посмотрели друг на друга, после чего синхронно, с одинаковым недоумением на лице, повернулись к Черничноглазому.

– Видимо, нет, – пожал плечами тот. – Что ж, в таком случае, не будешь ли ты так любезен сопроводить моего лекаря к надьяре Фьюриэль?

– Хотела рхара потрогать, говоришь? – подмигнул девушке северянин.

Сначала Цераэль немного удивилась, когда Наэль привез ее в Хормундское Опытничество. Потом подумала о том, что это вполне логично – где, как не среди опытников, находиться действительно толковому алхимику?..

Хормундское Опытничество было небольшим зданием в два этажа из черно-белых секций на пару окон каждая в шахматном порядке. У одного из торцов, того, что ближе к лесному массиву, располагалась стекленная оранжерея с отдельным тамбурным входом.

– О, а вон и Глава, – сказал Наэль, кивая в сторону главного входа. Цераэль увидела его впервые. Высокого, статного северянина с длинными волосами, собранными в низкий хвост, перевязанный в нижней трети черной лентой. На фоне его угольно-черной формы с черно-белым полосатым мехом снежного кота по плечам, остальные присутствующие терялись из виду.

Наэль помог девушке спуститься на землю, та радовалась твердой земле под ногами – поездка на рхаре совершенно не то же самое, что путешествие на корабле, поэтому, с непривычки, у нее желудок находился по ощущениям где-то на уровне шеи.

– Зачем тебе мой алхимик? – в лоб поинтересовался у нее высокий сухопарый лесной без волос на голове, которого она сначала не приметила. Лекарская форма, скроенная по косой и приколотый на лацкан серебряный череп с рубиновыми глазами, выдавали первое лицо опытничества. Цераэль сочла подобное поведение несколько бесцеремонным, но она могла его понять.

– Во-первых, доброго полудня, досточтимые надьяры, – учтиво поклонилась девушка. – Меня зовут Цераэль, я судовой лекарь «Гатари-ода»…

– Да-да, – отмахнулся тот. – К делу давай.

– …во-вторых, я здесь по поручению моего капитана, и насколько он счел нужным известить уважаемого Хэккийского Главу, настолько вы и располагаете информацией…

– Вот наглая! – резко возмутился лесной, сдвигая недовольно брови. Никто не вмешивался. Цераэль невозмутимо продолжала.

– … в-третьих, я бы хотела побеседовать с алхимиком лично и без свидетелей и, наконец, несоблюдение правил хорошего тона не делает Вам чести, надьяр… простите, Вы не представились.

Цераэль чувствовала волну гнева, накрывающую лесного, но так же она различала еще кое-что. Беспокойство, страх, неуверенность, дискомфорт, боль и… горький вкус обиды, смешанной с виной, приправленной сожалением. Он был просто натянутой струной, которая чудом не лопалась от напряжения. Не укрылась от ее глаз и костная порча, поразившая уже около трети скелета. Ему было больно и морально, и физически, и страдал он непрестанно.

Тем временем, бархатисто засмеялся Глава, после чего, положив руку на плечо лесному, сказал:

– Доброго полудня, надьяра Цераэль, я рад видеть вас воочию, наконец. Прошу простить моего друга, у надьяра Фараэля день не задался с самого утра, – на этих словах он сжал плечо лесного так, что девушка ожидала услышать хруст костей. Но не услышала. Глава разжал руку. – Позвольте, я провожу Вас к надьяре Фьюриэль.

– Буду благодарна, – учтиво поклонилась девушка. Глава был красив. И возраст его ничуть не портил. Да, небольшие последствия злоупотребления некоторыми веществами от глаз лекаря не укрылись, но, судя по его состоянию, завязал он давно.