– Привет, крыса, – говорю я.

Я натягиваю тяжи и целюсь ей в голову. Один выстрел – и всё. Она такая замученная, что камень почти наверняка прибьёт её. Смогу ли я убить человека? Смотрю на крысу. Я её ненавижу. Я её презираю. Я натягиваю тяжи до максимума.

– Нет, пожалуйста! – Крыса смотрит на меня испуганными голубыми глазами. – Нола, нет!

Она застаёт меня врасплох, я ослабляю натяжение. Белая быстрым движением смотрит на дверь, и я тут же возвращаю рогатку в прежнее положение.

– Нола, пожалуйста.

Нет уж, ты меня не проведёшь.

– Откуда ты знаешь моё имя?

– Я должна тебе рассказать…

Я повторяю, снова целясь ей в голову:

– Откуда. Ты. Знаешь. Моё. Имя.

Она сглатывает.

– Ты разговариваешь во сне.

Я пристально смотрю на неё. Не похоже, что врёт. Я и вправду разговариваю во сне, мне уже сто раз говорили. Это значит, она была ночью в больнице. Это значит, она могла в любой момент…

– Нола…

– Не смей произносить моё имя своим мерзким ртом. – Я чувствую, как ненависть накатывает новой волной. – Зачем ты скинула бак?

– Мне нужна была твоя помощь, – тихо отвечает Белая.

Что она только что сказала?!

– Я знала, что проход осыплется, – добавляет она и тут же начинает говорить быстро-быстро, скороговоркой: – Мне нужна еда, немного еды. И пройти на ту сторону реки. Я спасла тебя. Тебя бы завалило. Пожалуйста. Помоги, и я исчезну. Я же спасла тебя. Пожалуйста.

Это уже какой-то бред, я перестаю что-либо понимать. Смотрю на Белую. На рогатку. Рогатка возвращает меня в реальность. Нельзя дать крысе запудрить мне мозг.

– Ты не могла знать, что тоннель обвалится.

– Я в городе уже три недели. Я видела снаружи, что он проседает.

– Ты не могла знать, когда именно он провалится.

– Я видела снаружи, – гнёт своё Белая. – Я пошла, чтобы тебя предупредить.

Я вдруг понимаю – она просто чокнутая. Эти блестящие глаза, чёрные круги под глазами. Только чокнутая могла продержаться в мёртвом городе три недели. Она как будто догадывается, о чём я думаю, и говорит:

– Мы с папой искали проход через город. Мы разделились, и две недели назад он не вернулся.

Значит, ещё есть взрослый. Нужно быть осторожнее.

– Нет прохода через город, – отвечаю я. – Город в кольце огня.

– Есть, – отвечает Белая. – В один мы зашли. А второй – в районе Заречья.

– Откуда ты знаешь?

– Папа вычислил.

– Бред. Наши бы его нашли.

– Он узкий. Папа вычислил. У него были документы. Он был… журналист.

Мы обе замолкаем. И я вдруг понимаю – я упустила момент, чтобы выстрелить. Могла три минуты назад, пока она не назвала меня по имени. Пока я ей не ответила. А теперь не смогу.

– Покажи, где вы зашли, – говорю я.

– Там опять горит.

– С какой стороны?

– Со стороны границы.

– Значит, к вам тоже пришёл огонь?

– Через три дня.

Они не смогли остановить Пожирающего. От этой мысли мне становится легче.

– Что сгорело?

– Всё.

– А убежища?

– Тоже есть.

– Но ты здесь.

– Папа сказал, что мы сможем выйти туда, где нет огня.

– Он ошибся.

Итак, что мы имеем. Взрослого можно во внимание не брать. Думаю, он давно мёртв. Крыса, по всей видимости, слегка тронулась умом, но она может быть полезна нашим. Вдруг она правда что-то знает.

– Сейчас мы пойдём к телевышке, – говорю я. – Ты идёшь впереди и не оборачиваешься, если не хочешь, чтобы я проломила тебе башку. Там мы спустимся и по катакомбам дойдём до моего убежища. Наши решат, что с тобой делать.

– Нола…

– Я тебя предупредила! – Я целюсь и делаю шаг вперёд.

– Прости. – Она съёживается и добавляет после паузы: – Мы не спустимся у вышки, там огонь.

Я усмехаюсь:

– Так я тебе и поверила. Давай топай вперёд.

Белая послушно выходит из гаража, шмыгает по пути носом. Джинсы на ней грязные, снизу истёрлись до бахромы. На шее синеют следы от вчерашней драки. За спиной большой чёрный рюкзак.