Хорошо, хоть сумочку удержала. Но и её выронила, когда Глеб подхватил меня.

Вскакиваю…

– Мне нужно вернуться.

– Куда? – спрашивает он, поднимаясь следом.

Господи! Какой же огромный! Аж страшно! Чувствую себя былинкой рядом с ним.

– Я сумочку уронила, – поясняю, – и документы забыла… Там, в кабинете…

– Ты никуда не пойдёшь, – чеканит, усаживая на место.

– Пойду! – взвиваюсь я. – Не ва… не тебе решать!

– Мне. Я уже говорил. Я мужчина – я решаю.

Жуть! В какой домострой меня угораздило вляпаться!

– Но там мои документы! Диплом! Я должна забрать! – выпаливаю, снова вставая.

– Заберёшь, – сухо. – Идем.

И мы вместе направляемся к выходу.

Честно сказать, если бы не Глеб рядом, вряд ли бы я вернулась в тот офис. Потому что до сих пор обдаёт ужасом и паникой. И только сознание того, что рядом со мной большой и сильный мужчина, который крепко держит за руку, придаёт сил.

Когда мы входим в приёмную – натыкаемся на переполох. Секретаршу – она тоже показалась мне приличной женщиной – отпаивают корвалолом, кто-то спешно перебирает бумаги и суёт их в шредер. Мой не состоявшийся работодатель – Виктор Петрович Садок – бегает туда-сюда и рвёт на себе волосы.

Первые несколько мгновений нас с Глебом не замечают. Ровно до тех пор, пока Садок не упирается взглядом в раскрытую ксиву. Удостоверение мой сопровождающий подсовывает ему прямо под нос. Садок нервно сглатывает, вскидывает глаза на Глеба, бледнеет.

Любой бы побледнел – у моего спутника сейчас такой взгляд, что я удивляюсь, как по полу и стенам не бежит изморозь.

Сама невольно ёжусь.

– Чем обязан, Глеб Николаевич? – выпаливает Садок и вытягивается в струнку.

Вокруг – немая сцена. Прямо, как в «Ревизоре». Один только шредер деловито жуёт листы.

– Моя невеста, – Глеб кивает на меня, – забыла у вас в кабинете кое-какие бумаги. Очень торопилась  на встречу со мной.

И расплывается в улыбке. Вернее, это оскал. Такой, что Садок нервно икает и пятится к двери.

– Алёна Олеговна, – на надо же, даже моё ФИО запомнил! – что же вы сразу не сказали, что господин Темников – ваш жених?

Хмыкаю. Никакой он мне не жених. Но подыграть – выгодно мне самой. Поэтому подаюсь ближе к Глебу, – тот тут же, собственнически, обнимает меня за талию – и, вздёрнув нос, говорю:

– Не помню, Виктор Петрович, чтобы вы меня об этом спрашивали. Вы ведь вообще не спрашивали, да. Только говорили, – приподнимаю сумочку, которую Глеб успел подобрать. – Запись всё ещё у меня. И я готова дать ей ход.

– Чего вы от меня хотите? – истерично взрезывает Садок. – Я старый больной человек. У меня сердце.

– Вот поэтому, – спокойно, даже как-то по-доброму, произносит Глеб, – и не стоит волноваться. Садитесь, – Садок неуклюже плюхается на стул возле столика посетителей. Глеб берёт из стопки несколько чистых листов А4, вытаскивает из органайзера секретарши парочку ручек и кладёт всё это перед Виктором Петровичем. – Пишите, – говорит он, подвигая канцелярские принадлежности ближе к тому.

– Ч-что п-пис-сат-ть? – пугается ещё больше Садок.

– Всё, Виктор Петрович, – чеканит Глеб. – В подробностях.  И про торговлю живым товаром. И про связи с международными террористическими организациями. Всё пишите, – бросает взгляд на часы. – Группа захвата будет через десять минут. Вы успеете.

Садок натурально плачет, капая слезами на страницы, но кивает и строчит-строчит-строчит.

Рядом обнявшись рыдают кадровичка и секретарша. Мне не жалко ни одну из них. Они хладнокровно толкали девушек в пасть монстру. Сколько несчастных вышло из этого кабинета, но не вернулось домой…

Пока идёт разбор полётов, я прохожу в кабинет, забираю свои документы – судя по всему, он всё-таки заглянул в них. Наверное, счёл меня подсадной уткой. Или что у нас тут была ловля на живца. Мне уже не важно. Главное, я осталась цела, невредима и, кажется, у меня есть возможность незаметно улизнуть.