– Что ж, выходит, надо заходить только в те двери заходить, которые хозяева нараспашку держат? – спросил Максим. – Эдак, пожалуй, много не найдешь.
– Это почему же? – Чертков улыбнулся.
– Да потому что там уж до тебя много кто побывал, – буркнул Максим. – Он вспомнил, как некоторые из их монастыря – вот хоть бы Сорока – бегали в Гремиху к вдове Лукерье. Той было давно за сорок, была она дебелой и какой-то полусонной, с глупым выражением лица, вся обвисшая и расхристанная. Раз-другой Сорока предлагал Максиму тоже к ней зайти за компанию, но тот всегда отказывался с отвращением, хотя и понимал отчасти тех монахов, что к ней бегали: на безрыбье и рак – рыба.
– Ну, ты, брат, загнул… – Чертков хохотнул. – Конечно, ежели там целый казачий курень на постой встал, то тебе ни к чему вставать в очередь. Однако ж хороший вор утащит и сокровище, которое стерегут хорошенько. К иной двери можно золотой ключик подобрать, другую какой-нибудь хитрой отмычкой поддеть, а третью – так и вовсе силой выломать.
– Нет, силой – это чересчур, – сказал Максим. – Это уж не по-божески.
– Да тут оно, брат, все не по-божески, – Чертков подмигнул. – По-божески, брат, это псалмы на клиросе петь да Четьи Минеи в келье читать. А это дело никак нельзя без черта обделать. Вот я Чертков – так мне черт и помогает, а что я буду за то ответ на Страшном суде держать – так это еще когда-то будет! Дотоле уж я натешусь, а в старости, когда уж мне этого дела расхочется – пожалуй, можно и в монастырь пойти, спасаться.
– А как ты думаешь?.. – спросил, было, Максим, да призадумался, стоит ли еще Черткову про такое говорить, но потом, все-таки, решился. – Как ты думаешь, можно ли и с воеводиной сестрой знакомство свести?
Надо сказать, сестра воеводы не выходила у Максима из головы с того самого мига, как встретился он с ней глазами у крепостной стены. Уж, казалось бы, сколько страху он за ночь натерпелся, а вот же, самым сильным впечатлением стал для него этот взгляд голубых глаз.
– Эко ты, брат! – Чертков даже крякнул от неожиданности. – На этакое бы я не замахнулся. Ежели воевода про такое дело прознает – головы тебе не сносить. Будто бы уж тебе девок других мало, а то баб? Не ожидал я от тебя этакой прыти! Вона, твой начальный тебя кутьей прокисшей зовет, а у тебя вона какие черти водятся, в тихом-то омуте!
С этими словами Чертков хохотнул и хлопнул Максима с силой по плечу.
– Да я не в том смысле, – начал оправдываться смутившийся Максим. – Чтобы с ней какие эти вещи крутить – это где же мне… Я просто думал: неужто нельзя с нею даже словом перемолвиться?
Дальше Максим попробовал, было, объяснить Черткову насчет рыцарского отношения к прекрасной даме, как он его понял по книге Малория, но Чертков на это сказал, что это что-то больно мудреное, и ему, видно, не понять, для чего это требуется бабу так обхаживать, ежели не для этого самого.
После этого Чертков заключил, что сестра воеводы – а звать ее, кстати, Ксенией – в сущности-то девка, как девка, и ежели Максим ей приглянется, то почему бы и нет? А не приглянется – так что ж, другую всегда найти можно.
– Ты уж так говоришь, будто и в самом деле легко с ней поговорить можно, – проговорил Максим. Ему вдруг стало страшно – пожалуй, даже страшнее, чем когда бежал посадом от упырей.
– А чего бы нет? – Чертков вскинулся на сене и подкрутил ус. – Воевода об эту пору уже спит. Двор его мои же ребята стерегут. Приду я сейчас к ним, будто караулы проверить, отвлеку, да тебе мигну – ты быстро через двор перебеги. Парень ты ловкий, как я погляжу, по стене взобраться сможешь. По бревнам да по наличникам живо залезешь к чердачному окошку. Ну, а там… сам уж, брат, действуй. Хочешь, разводи перед ней все эти англицкие манеры, а хочешь – бери разом быка за рога, а то ведь второго-то случая может и не быть.