Когда мы шли по улице, открывались стеклянные двери и малышку угощали яблоками и апельсинами. По понедельникам нам часто дарили кофе в золотистом килограммовом пакете, когда работавшие в Австрии цветлинцы приезжали домой на выходные.

Штефану каждый отдал для дела свой лес, и он повсюду расставил капканы на зайцев, а потом регулярно ходил проверять их и докладывал нам о положении дел в лесу.

В эти капканы попадал то дикий кабан мордой, разрывая рабочий инвентарь, то серна ножкой, тоже не оставляя ни ножки, ни капкана.

И мы расстраивались то за пораненную ногу серны, да и за морду кабана, даже представить неприятно, не то что испытать. И зайцев было жаль, но они-то как раз и не попадались.

Мы могли стать вегетарианцами, если бы не Иво: он ходил к сестре за гору и приносил домашние мясные деликатесы.

Габриэл тоже состоял в деловой связи с «Загребачкабанком», но на свой кредит купил не автомобиль, а… свинью в готовом виде: колбасы, ветчина и прочие изделия – закуску на всю зиму.

Он пил в баре, как правило, не закусывая, зато мы часто в обед питались его кредитом. Таким образом, нам не прямо, но косвенно доставалось и что-то положительное от «Загребачкабанка», его итальянского филиала.

Массагетская царевна

В пути по извилистой горной дороге колеблется, словно тихо бьётся, сердце из красного бархата, вышитое золотыми нитями «Я тебя люблю» и подвешенное на шнурке возле лобового стекла.

Это всё, что есть у Лары, кроме воспоминаний, от отца массагетской царевны. А та и вовсе не помнит его, он умер, когда ей не было и года.

Однажды, в свои первые три месяца жизни, когда она не смогла достать ручкой выпавшую игрушку, она взяла её обеими ножками и подтянула к груди. Наблюдавший отец был изумлён и сказал, что не зря назвал её именем древней массагетской царевны Тамирис – его дочь не простая девочка!

Теперь эту малышку Штефан повсюду возил с собой, говорил с ней на хорватском, готовился дать ей свою фамилию, как только Лара получит гражданство. И не скрывать от неё правды об отце, но это позднее…

А сейчас они жили душа в душу – «тата» и проступившая из мрака одиночества крошечная девочка с сияющими зеленоватыми глазами, требовавшая ежеминутного внимания из-за буйного характера, сильная, фантастически выносливая.

Эта абсолютно бесстрашная девочка, делавшая в первый год жизни сальто в колыбели, теперь, в четыре года, делала его на мостике над речкой! Штефану, если не успел перехватить её, впору было зажмуривать глаза от её подвигов.

Неизменно весёлая, она начала говорить поздно, при этом исключительно на хорватском, а из русского произносила только «спасибо», старательно, уже как иностранка, хотя мать с ней говорила сразу на трёх языках – русском, осетинском и хорватском, и она всё понимала.

Как-то раз появились цыгане на грузовике, сборщики металлического лома. Штефан отдал им старую газовую плиту. Чтобы поставить плиту в кузов, им пришлось выгрузить роскошный детский велосипед, голубой, с колёсами из белой резины, а когда хотели положить его обратно, массагетская царевна вцепилась в него и подняла такой крик, что испуганные цыгане умчались, бросив своё имущество.

И теперь она, как гонщица из телевизора, в очках для подводного плаванья, в коротких штанишках, кудрявая и неустанная, как perpetuum mobile, носилась на нём по коридору, потому что в Цветлине не дай бог разогнаться на велосипеде по отвесно спадающей вниз улице.

В декабре мы точно так же всей компанией носились на автомобилях по дорогам Загорья – вверх-вниз, круто влево, ещё круче вправо!

В нарядных городах на всех дверях – рождественские веночки, на все балконы по верёвочной лестнице уже поднимался с мешком за спиной Святой Никола, наш родной Дед Мороз.