Кроме дома Иво и Габриэла, было ещё одно общежитие строптивых – трое братьев в большом двухэтажном доме с балконами и удобствами викенда, который издалека поддерживали средствами две замужние сестры и четвёртый брат, пожертвовавший собой для женитьбы, чтобы не иссяк их род по мужской линии.

В уютном холле этого сугубо мужского дома собирались цветлинские холостяки на ежевечерние турниры по игре в belot. Не обходилось, конечно, без векии, чтобы снимать напряжение игроков и болельщиков от большой игры.

Иногда, расчувствовавшись, они пели гимн, который когда-то написал влюблённый профессор, изгнанный из этих мест, – влюблён он был в жену мэра.

Но гимн остался, и любители belot вдохновенно пели: «Прекрасный Цветлин – мой мир и мой дом…».

В тот год Лара отбыла с певцом в Бельгию в июле, а в сентябре снова появилась у меня в Москве с ребёнком на руках, в странной одежде – мужских джинсах, мужской куртке – и с чужим баулом, в котором лежало «гарантное письмо» от какого-то хорвата, который подписью, заверенной нотариусом, обещал жениться на ней.

Но для этого, вероятно, как в русской народной сказке, она должна была пройти все препятствия на своём пути – в консульстве, в полиции незнакомого мне Загорья и ещё Бог знает где.

Оказалось, что в Москву она приехала, по сути, зря, исполняя закон, по которому после трёх месяцев нужно пересечь границу, можно сразу туда и обратно.

Законопослушный хорват не догадался или не захотел рисковать Ларой и ребёнком, чтобы пересечь её за гораздо меньшие затраты в километре от себя в Словению и обратно.

Нельзя было не заметить, что Лара постоянно говорила о хорвате, приютившем её.

И ещё я узнала об её истории с певцом, тут мы сошлись во мнении, что Лара была в большой опасности, которой избежала благодаря Богу и… хорвату, имя которого Штефан.

Она пробыла две недели и улетела, но теперь уже явно не в неизвестность. Вскоре она сообщила мне, что они поженились.

Не прошло и двух месяцев, как Лара вновь появилась с ребёнком на руках, в ужасном состоянии ума, в котором никак не могла понять, за что её выслала полиция, если она уже стала женой хорвата?!

Из-за их женитьбы она пробыла там вместо трёх, как положено по визе, четыре месяца, но визы у неё все равно не было.

Для новой поездки в Москву её хорват продал свой автомобиль. Это было невероятное благородство, если сравнивать с певцом.

И начались мытарства с консульством на нашей территории. Лара со своим гиперактивным ребёнком на руках, в предзимнюю слякоть, из Ближнего Подмосковья – пешком до электрички, метро до улицы Остоженки, опять пешком до хорватского консульства в Коробейниковом переулке!

Она словно отупела от всего и ничего не могла понять, что нужно и кому нужно то, что от неё требуют. И как она может делать заново российский паспорт с новой хорватской фамилией, если её брак узаконен лишь одной страной? И где брать новые справки, если она уже отовсюду выбыла, но никуда не прибыла?

Последние деньги мы отдали переводчику, уютно устроенному в своей квартире в Филях в полном согласии с консульством, посылающим к нему на дом весь поток переводимых.

А темнеет в ноябре-декабре в Московии рано – опять метро, электричка, пешком по бывшему дачному посёлку, ставшему коттеджным, где по улицам уже не ходят, а летают на иномарках – и никаких тротуаров!

Сотрудники консульства подавляли своим высокомерием, глядя на вынужденное отупение загнанных людей как на природное.

Консульство обрекло её на сидение в России в течение почти четырёх месяцев – без средств, без крыши над головой, с маленьким ребёнком на руках! Жестокость и равнодушие чиновников убивали нас. Мы, россияне, привыкшие к этому, но и по всему бывшему соцлагерю законы всё те же, лагерные?!