– Уже утро! Рассвет скоро. Смотри небо какое: сверху звезды, а на востоке ― красная полоска. А дальше все цвета радуги. Как сказал поэт: «Эй! налейте мне в чашу небесную ярких красок звенящую песню!»

– Красиво. Ты стихи про любовь знаешь? Почитай?

Она обняла меня и наклонила головку на моё плечо.

– Про любовь? ― переспросил я.

– Да.

– Есть хорошее стихотворение про любовь. Сербского писателя Бранислава Лучиша. Именно Бранислава, через «а». Знаешь такого?

– Нет.

– Зря! Стихи про любовь любишь, а его не знаешь!

– Ну, пожалуйста!

– Правда, перевод рифмы подкачал. Ну, слушай про любовь:

― Да ну тебя. Я серьёзно, а он…

– Но это же про любовь. Три раза слово люблю! Ну как?

– Не так! Давай я тебе тоже тогда прочитаю?

– Читай.

– Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье! Ты мне так, а я тебе ― так! ― взглянув с вызовом, улыбнулась Оля.

– Где тебя найти? Мне уезжать утром. Через неделю вернусь и останусь до начала занятий!

– Правда, найти хочешь? ― взглянула Оля на меня своими глазищами. ― Общежитие на улице Краснознамённой, комната 324.

– Жаль, что тебе нет восемнадцати.

– Почему?

– Ни почему. Соплячка ты! ― сказал и поцеловал её в нос с мелкими веснушками.

– Я же выросту, правда. Подожди чуть-чуть, всего восемь месяцев, и мне будет восемнадцать, как ты хочешь.

– Кто бы сомневался, вырастешь, конечно. Фамилия как? Чтобы найти.

– Не скажу.

– Почему?

– Смеяться будешь!

– Не буду! Как же я найду без фамилии?

– Точно, не будешь смеяться?

– Точно!

– Телицина.

– Нормальная фамилия. Что так переживаешь?

– Мальчишки дразнили в школе.

– Как дразнили?

– Так.

– Дураки они!

Я взял её на руки и закружил её по комнате.

– Ты теперь моя, Оля Телицина. Навсегда! И дети у нас будут, как ты хочешь: «Мальчик и девочка, а потом ещё мальчик или девочка!»

– Обманщик любимый. Правда? И поженимся?

– Да, правда. Подождать только нужно, когда тебе восемнадцать исполнится. А теперь, спать!

***

Овеянная светом соседней общаги Оленька стояла на коленях в постели, потом уткнула лицо в поднятую ей подушку и тихонько заплакала.

– Что ты плачешь опять, плакса? Всё у нас хорошо!

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Так не бывает! Ты мой?

– Твой.

– И я только твоя, больше ничья! Не обманешь?

– Никогда!

– И я тебя никогда.

Оленька уснула первой. Она спала, положив голову на мою руку. Я ещё не освоился с тем, что меня любят. И не слишком понимал, за что меня полюбила эта, близкая мне теперь, девчонка. Смотрел, как она ровно и спокойно дышит. Мне приятно прикасаться к ней, приятно её лёгкое дыхание, запах её тела.

Неужели влюбился? Так вдруг? Почему это со мной? И это после её рассказа! Сколько она пережила! Если с отчимом случилось в девятом, что ж, год так продолжалось? То-то у неё опыт в этих делах.

У меня не так, на пальцах одной руки пересчитать можно. В суворовском училище, в этом монастыре, в который я вынужден был поступить после шестого класса, встреча с ровесницами ― редкая удача. Но у меня не было выбора, лучше туда, чем в колонию для малолеток.

…Последний раз, это было уже в институте, с Инной. Меня с ней познакомила Ленка Светлова, однокурсница. Этим летом после экзаменов. Остановила меня, когда я проходил мимо: «Алекс, знакомься, это Инна».

Сразу было видно, Инна девушка высокого полёта. Стройная, одета как картинка: лёгкая косметика, хорошие духи, серёжки золотые, колечко. «Алекс, разговор есть», ― сказала мне Ленка Светлова, ― Салон новобрачных знаешь, что на Ленинском проспекте?». «Знаю». «Инна хочет туфельки себе там купить. Чехословакия. Поможешь?» «Как?». «Заявление в ЗАКС подать, там дадут талон на покупку. Так все делают. У неё в группе одни девчонки, попросить некого. Она с экономического факультета. Ну как?» «Мне не жалко», ― я согласился.