– Мой муж не желает никаких напоминаний об этой женщине.

Я протягиваю руку и касаюсь холодной щеки. Прощай, Джейн. Сожалела ли ты о чем-нибудь перед смертью? Хотелось ли тебе когда-нибудь примириться со мной? Сомневаюсь.

Блуждая в толпе, выискивая знакомые лица, я киваю людям, которых не узнаю, и все кивают в ответ, но, проходя мимо, я чувствую, как они разглядывают меня, пытаясь сообразить, чего от меня ждать. Держись с достоинством, слышу я голос тетушки Фэй, но за сегодня я съела лишь маленький кусочек кукурузной лепешки и прямо сейчас могла бы проглотить лошадь… и я чую запах жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. В столовой столы ломятся от всевозможных блюд для поминок – тут и жирный пирог с мясным фаршем, и поблескивающие пряные персики, и золотистая, политая маслом кукуруза, и печеные яблоки, обвалянные в корице, и тыквенное рагу, посыпанное подрумяненными в печи бисквитными крошками, и рагу из батата, украшенное пухлыми взбитыми сливками, и пирог с голубями с корочкой из картофельного пюре, и жареная курица с хрустящей кожицей, и толстые ломти ветчины с прожилками сала, и корейка из вяленой оленины, и запеченная свинина, утопающая в соусе цвета патоки.

От всех этих запахов мой рот наполняется слюной, но будь я проклята, если начну по-волчьи пожирать пищу на глазах у людей, пытающихся решить, что им обо мне думать, и я как раз размышляю, есть ли способ незаметно умыкнуть тарелку чего-нибудь на первый этаж, когда вижу в людном холле Тома и его отца, Сесила. Я направляюсь было к ним, но тут какая-то женщина за моей спиной говорит:

– Значит, Герцог все-таки ее вернул.

Эти слова произнесены громким шепотом, словно говорящая их женщина хочет, чтобы ее услышали. У нее мощная челюсть, и широкие плечи, и волосы цвета стали, и твердый взгляд тех орехового цвета глаз, какие иногда встречаются у Кинкейдов. Моя тетка Мэтти. Рядом с ней молодая женщина – и красивая, и невзрачная одновременно. Прошло девять лет, но я узнаю дочь Мэтти. Свою кузину Эллен.

– Здравствуйте, тетя Мэтти. Эллен.

– Салли, – отзывается она. – Ты выросла.

– Надеюсь, что так. Что это вы там говорили?

– Что ты выросла.

– До этого.

– До этого я с тобой не разговаривала.

– Нет. Вы говорили обо мне.

– Салли, ты только что вернулась. Не закатывай сцен. Все скажут, что ты пошла в свою мать.

Пинок. Вот как я себя чувствую: словно меня пнули, и мне хочется ответить тем же. Но окружающие прислушиваются (держаться с достоинством), поэтому я разворачиваюсь, чтобы уйти, вот только прямо за моей спиной кто-то есть, какая-то женщина, и я пытаюсь остановиться, но уже слишком поздно, и я врезаюсь прямо в нее. Она несет поднос, нагруженный тарелками, и все они со звоном летят на пол, и зеленая листовая капуста, салат из свеклы и все прочее взлетает в воздух и заляпывает пятнами персидский ковер и перед моего красивого полосатого голубого платья.

Я изрыгаю бранное слово – и, возможно, не одно, – и все разговоры мгновенно стихают. Я толкаю дверь в кухню, хватаю из раковины тряпку и принимаюсь оттирать пятна на платье. Вбегает женщина, даже скорее девушка, на ней белый фартук, и она вся рассыпается в извинениях, мол, ей ужасно жаль, это она во всем виновата, такая неуклюжая, и я киваю и тру пятна, и тут входит Герцог.

– Что тут стряслось? – спрашивает он.

– У меня платье испорчено! – восклицаю я.

– Это был несчастный случай, – лепечет девушка. – По моей вине.

– Нелл вообще-то очень аккуратная, но случайности случаются, Салли, – говорит Герцог.

– Все началось с того, что тетя Мэтти сказала, что тебе не следовало возвращать меня…