Дом… Короткое слово перекатилось во рту, как согретая солнцем ягода. Для Юкая в нем оказалось даже больше смысла, чем можно было представить. Память услужливо подбросила картинку, сохраненную в дальнем уголке разума. Небольшая ветхая усадьба пряталась в роще; от столицы к ней вела заросшая дорога, превратившаяся в едва заметную колею. Добираться туда в непогоду приходилось по непролазной грязи, но Ши Мин никогда не жаловался.

Летом дорога занимала половину дня, а по осени и того дольше. Рядом не было никаких благодатных полей, пригород и деревеньки разрослись в другую сторону, и соседями юного принца были ветер да голые холмы с редкими пятнами рощ.

Осенью влажный ветер выдувал через щели остатки тепла, и наставник постоянно мерз, кутаясь во что попало, лишь бы согреться. Да еще и беспокойного ученика норовил замотать в одеяло потолще, не слушая никаких возражений: в тот год стены их богами забытого дома слышали больше проклятий в сторону императора, чем иные дома заговорщиков. Постепенно Юкаю все же удалось понять задумку старшего брата. Отправив его в глушь, Ду Цзыян сразу двух зайцев убил, даже стрелу на тетиву не наложив: и от жадных рук подальше спрятал, и беспокоиться о воспитании перестал – Ши Мин побеспокоится сам.

Ши Мин и беспокоился – днем и ночью, – оказавшись между молотом и наковальней. Как воспитать, чтобы будущее империи не обидеть и врага не нажить, но при этом вразумить и достучаться? Как сохранить здоровье, если дом на грани разрушения, а переезжать правитель не велит? И какое образование дать юному принцу, если сам он едва успел чему-то научиться между походами и визитами во дворец?

Ответов не знал никто, даже сам многомудрый император. Он только легкомысленно махал рукой и убеждал Ши Мина в полном своем доверии.

– К демонам такое доверие, – бормотал Ши Мин вечерами, собирая сучья в охапку и передергивая плечами. От холода губы у него становились совсем синие. – Заперли дракона в курятнике…

Это ворчание Юкай находил даже приятным. Заботы он видел мало и каждое зернышко собирал, как бедняк, – украдкой, торопясь от чужих глаз спрятать.

Они вдвоем разводили огонь в очаге, разгоняя солнечно-рыжими бликами и ненастье, и одиночество. Тепло понемногу наполняло стены, расходилось по широкой трубе и согревало сложенные из камней лежанки. Этот дом Юкай запомнил так, как не запомнил даже родной дворец, – до последней крошечной щели.

Брат отправлял к ним слуг, но ни одного лица Юкай запомнить не смог. Ему казалось, что больше никого не только в доме, но и во всем мире не осталось. Привычный к походам Ши Мин вовсе без чужой помощи обходился, но принцу в таких условиях жить не полагалось.

Все неважное стирается из памяти, а дорогое становится даже ярче – только сквозь годы познаёшь настоящую ценность своих воспоминаний.

В двенадцать Юкай не понимал, зачем брат подтолкнул его к коленопреклоненному хрупкому мужчине. Брат сказал, что так нужно, а решения брата не обсуждались.

Но любить слишком молодого наставника он не просил.

Со всем пылом замкнутой запутавшейся души Юкай принялся ненавидеть. Тихий большеглазый мужчина, к которому его привязали на долгие годы, был слабым. Слабость Юкай презирал, потому что слабые были лишь грязью под ногами сильнейших.

Презирал и широко распахнутые черные глаза, такие яркие, что больше подошли бы юной наивной девушке. Кривился при виде легкой извиняющейся улыбки, с которой наставник заговаривал с ним. Шипел сквозь стиснутые зубы, глядя на не по-мужски тонкую легкую фигуру.

Спустя год мальчик понял, что под тонкой кожей таится стальной характер, а хрупкие пальцы, которые мнились ему бессильными и ломкими, с легкостью вцепятся и раздавят горло врага. Только вот Ши Мин никогда не полагался на силу, предпочитая решать проблемы еще до наступления конфликта. И в этом до поры тоже мерещилась Юкаю слабость – ну что за мужчина будет прятаться от драки за кружевами слов?