К четырнадцати Юкай впервые произнес титул наставника без прежнего пренебрежения. К тому времени он начал осознавать, что не только его жизнь была вывернута наизнанку, но и Ши Мину никакого удовольствия не приносило жить вдали от столицы.

Первый год Ши Мин провел дома, медленно сходя с ума. Он будто выцветал, запертый в четырех стенах и лишенный привычной дороги под копытами лошади. Юкай тенью бродил за ним все свободное от занятий время, присматриваясь и пытаясь разобраться; эта задачка казалась непосильной.

Он никак не мог сообразить, почему посторонний человек, да еще и главнокомандующий, не смог просто взять и отказаться возиться с ним. Ведь брат его ценил и наверняка не стал бы вынуждать. Тогда Юкая вернули бы во дворец, а Ши Мин снова двинулся бы в путь, превращая первозданный хаос в порядок под управлением императора. Так почему?

С самого рождения ненужный, Юкай был окружен только немногочисленными молчаливыми слугами. Мать, наложница в гареме, любимица императора, уже подарила правителю одного сына и не особенно хотела расплачиваться красотой и еще сохранившейся свежестью за рождение второго. Сам император, имеющий двоих сыновей от жены, десяток – от наложниц и не менее сотни по всем углам страны, очередным отпрыском и вовсе до поры не интересовался. Единственным человеком, который все свое свободное время проводил с Юкаем, был старший брат. Однако после смерти отца и он, занятый интригами и укреплением собственной власти, попросту сдал младшего с рук на руки.

Наставник был слишком странным. Поначалу и вправду казалось, что ему до Юкая нет никакого дела, но со временем его отношение начало меняться. Юкай терялся от внимания, которое было ему в новинку, пугался и уходил в себя, скрываясь за острыми иглами безразличия. Он рано понял законы, по которым живет взрослый мир. Любой пристальный взгляд мог нести опасность, любые добрые слова скрывали за собой только холод и равнодушие.

Император позволил Ши Мину передать свои полномочия временному заместителю, настаивая на необходимом отдыхе, но полностью оставить службу не разрешил. Отдых иногда прерывался срочными письмами, и Ши Мин срывался в путь, торопясь как можно скорее покончить с делами и вернуться.

Его отсутствие не затягивалось дольше пяти-шести дней, но это время для Юкая тянулось невыносимо медленно. В первой же поездке Ши Мин начал передавать ему короткие письма. В них не было ничего важного, только пространные описания пейзажей, жалобы на скуку да смешные истории; но тоненькой ниточкой через эти немудреные строки была пропущена одна мысль.

Я не знаю, беспокоишься ли ты, но скоро вернусь домой. Обещаю.

Юкай не ответил ни на одно, но сохранил каждое. Сохранил даже веточку с засушенным бледно-желтым цветком, которая выпала из очередного письма. Лепестки со временем стали почти белыми и приобрели восковую бледность, а после и вовсе осыпались, но все еще лежали между листами плотно исписанной бумаги. Это письмо было намного длиннее и ценнее остальных: Ши Мину тогда пришлось уехать почти на месяц, усмиряя волнения, и Юкай даже не знал, как долго продлится его отсутствие.

Хрупкие, пока едва заметные ниточки стали стягиваться вокруг его сердца, даря совершенно незнакомое чувство нужности.

Эта ловушка оказалась куда страшнее всех прочих.

Во время волнений от случайной раны погиб заместитель Ши Мина. От природы неприметный, хотя и не лишенный таланта, он незаметно служил и так же незаметно испустил дух. Император решил, что времени прошло достаточно, и призвал Ши Мина обратно вместе с Юкаем.

В пятнадцать он, растерянный, продуваемый всеми ветрами разом, стоял перед огромной армией. Фигурки, которыми он играл в детстве, заменили на людей. Если бы не Ши Мин, его никогда не приняли бы. На самом деле каждый воин, замерший навытяжку, следовал только за Ши Мином, а Юкаю просто дозволялось играть в главнокомандующего, осторожно и под присмотром.