На основе легенд Мари сложила несколько основных теорий о том, чем же именно является магия, но доказательств у учёной не было. Все те формулы, создаваемые ею для погружения и расшифровки, не срабатывали, но Марианн радовалась неудачам. Она не могла создать формулу, с помощью которой заглянула бы в суть и всё, нет. Ей приходилось подбирать основу, которую учёная хотела разглядеть. Дело было не в ошибочных заклинаниях, лишь в том, что в поисках звёзд она могла смотреть лишь себе под ноги. Гротэр как слепой котёнок тыкалась в каждый тёмный угол в поисках зеркальной поверхности, в которой она смогла бы разглядеть маленькое ядрышко. Именно таким стеклом по идее и должны были стать легенды, теории и рассказы из прошлого. И она искала, переписывала, пробовала.

Помешалась на работе.

Проблемы со сном стали обычным делом. Учёную то и дело посещали кошмары, основанные на детских страшилках. Самыми яркими оставались те, где магия представлялась в виде болезни или, что хуже, животного. Оно шевелило своими тёмными щупальцами и соблазняло людей, предлагая им бессмертие, силу и власть, а каждого, кто соглашался, наполняло отравляющим, уничтожающим человеческую суть, ядом. Их будто бы лишали души. Живые тела с мёртвыми, остекленевшими глазами и тёмными узорами, шевелящимися под кожей. Такие сны нагоняли жути и вызывали у неё толпы мурашек. После них Мари очень долго не способна была согреться.

Время близилось к вечеру, когда в воздухе зазвенел пронзительный писк, от которого Марианн поморщилась и неохотно поднялась. Проверив по камерам, кто именно приземлился на взлётной площадке, Гротэр отключила сигнализацию и, подхватив стакан, направилась наверх. В её кабинете был и чайник, и ящик заморозки, но сейчас требовалось встретить гостей, и без бутылки антикварного она не справится. Такие визиты раздражали, выматывали и отвлекали учёную, выпивая из неё нужную для экспериментов энергию.

Марианн поднялась по лестнице, прижала ладошку к панели, закрывая металлическую дверь лаборатории, и мазнула пальцами по халату, вытирая об него грязь. На маркой белой ткани появилось серое пятно, которое постепенно посветлело и исчезло. Как же хорошо… Женщина устало, но довольно улыбнулась и зашаркала тапками по пыльному полу.

С мэтром они пересеклись на пороге кухни и, увидев его, Марианн замерла. Вся раздражительность заглохла, спряталась, зато колыхнулось где-то глубоко внутри беспокойство. И было от чего. Кожа старика, покрытая морщинами, сливалась цветом с его седыми волосами, а сам он горбился и старательно отводил взгляд. Всё это в Дорэе… вызывало напряжение. В голове учёной потрескивали электрические разряды, а гость молчал.

Он был один.

– В этот раз вы без Лили? – протолкнув слова сквозь сухое горло, она отогнала картинку человека в форме, который с похожим выражением лица сообщал ей о смерти родителей.

– Мари, милая… – Дорэй редко называл её по имени. Что бы ни случилось, как бы они не общались, только «Гротэр», только «мэтр». От него волнами расходилась скорбь, мрачность, тоска. Марианн поняла всё без дополнительных разъяснений, но ей нужно было знать. Вдруг это ошибка и всё то бешеное беспокойство – лишь её паранойя? Нет, это и есть ошибка, она просто не выспалась и напридумала себе всякое. – Её нашли под мостом около исследовательского. Мёртвой.

Кружка выпала из рук и раскололась, столкнувшись с деревянным покрытием.

Мари не пошла на кухню. Не ответила. Лишь развернулась и по собственным отпечаткам ног, оставленными тапками, двинулась назад в подвал. А как она должна была отреагировать? Обвинить во всём себя? Разрыдаться? Гротэр не из тех, кто плачет. Нет. Но тем не менее внутри всё звенело и больше всего она хотела бы сейчас проснуться и понять, что это лишь кошмар.