Пыль покрывала шкафы с документами, столы, пол, и в ней, словно на карте звёздного неба, прятались цепочки следов от ног и пальцев. Тишина откололась от космоса и проникла в каждый угол дома. Лёгким снегом пылинки кружились в воздухе, выдавая заброшенность. Без помощников, которые наводили порядок, особняк за полгода пришёл в негодность. Везде перегорели стекляшки и свет пробивался только сквозь шторы. Здесь не было никого, кроме Мари с её забитым под завязку мыслями и идеями мозгом.

Новые теории и открытия словно звенья цепочки шли и цеплялись друг за другом. Стоило закончить с упрощением основных элементов и Гротэр предположила, что физические воздействия тоже можно сократить. Преобразование, давление, сжатие, движение, повышение температуры, деление и многое-многое другое шло одно за другим и хоть упрощать их было сложнее, у Марианн выходило. Но вот стоило попытаться понять, что лежит в основе, за всеми этими значками, в глубоком прошлом, в причине их существования, как Марианн уткнулась в непробиваемую стену. Суть магии не желала открываться.

Сейчас ей было не до уборки, всё равно она жила в лаборатории, находившейся в подвале – это была единственная комната, наполненная лишь беспорядком, но не грязью. В ней Гротэр сутками напролёт обрабатывала информацию, выписывала и делала заметки. Бумаги вокруг было столько, что пройти по полу, не наступив на очередную стопку важных данных, было сложно. Урывками она складывала картинки прошлого с помощью легенд и сказок. Кое-где истории сходились, где-то разнились и лишь в паре очень старых страшилок говорилось о чём-то, что могло показаться центром этой головоломки. Ей было недостаточно общедоступной информации.

Полгода назад Мари подала прошение в архивы церкви, но её заявку ожидаемо отклонили. Более того: на следующий день оба её помощника исчезли. Ни через неделю, ни через полгода, она их не увидела. Никто не делал объявлений о несчастных случаях, не находили двух мёртвых тел: парни просто растворились в воздухе и последней, кто их видел, была Марианн. Это давило на нервы. Женщина, закрытая в своём стремлении узнать как можно больше, ела то, что хранила в подсобных помещениях и иногда лечилась схемой жизни. Она больше не выходила из дома. Назойливость собственных мыслей и желание как можно скорее разобраться не давали ей прохода ни на прогулках, ни во сне. Если в исчезновении ребят виновата церковь, то она смогла напугать Марианн, но в итоге добилась лишь противоположного результата: страх для неё был отличным стимулом.

Упрощённые знаки легко выстраивались в маленькие пентаграммы, которые и стали её новыми формулами. Они действовали отлично: впитывали из кристаллов минимум энергии, плавно перестраивали её в нужную комбинацию действий и без единого побочного эффекта выдавали результат. Качество каждого заклинания в основе которых вместо длинных расписных узоров были два-три знака, зашкаливало. Они легко выводились на самых мелких предметах и учёная вживила в каждую вещь вокруг себя новые свойства. Летающие ящики с бумагой, светящиеся кирпичики в стене, ходячая подставка для стакана и многие забавные явления теперь придавали лаборатории облик жилища чокнутой ведьмы, где что-то, да шевельнётся. Гонимая любопытством она даже поместила лазер, который обычно функционировал в оружии полиции, в собственную любимую ручку. Теперь у неё в потолке была прожжена небольшая дыра, а ещё пострадала одна из стекляшек – около входа в лабораторию тускло мерцало освещение. И сейчас по кусочкам, по доли миллиметра Гротэр двигалась в сторону схемы, которая позволила бы понять весь мир.