Маленький стилусоид благоговейно взял пальцами мензурку, тихонько её встряхнул, приглядываясь. Ну, да, то ли это уголь, то ли прах какой-то.

– Осторожно! – предупредил его отец. – Образец доставили сюда через несколько миллионов световых лет, у него нет аналогов.

– Я тоже хочу поучаствовать в разработке! – просящим тоном произнёс Скантул. – Дай мне чуть-чуть порошка, фарт, я хочу сам его исследовать.

– Н-нет, Скантул, к сожалению нельзя, – отринул учёный. – Образец ценен своей стерильностью, тут нет ни одной посторонней пылинки, и нам важно проанализировать его целиком, вплоть до последней молекулы, потому что это может иметь принципиальное значение. Ты же всё сам понимаешь.

Малой тихо кивнул. Он знал, что унывать повода не было, ведь немного погодя свой образец он обязательно получит. Наука вещь общедоступная.

Скантул вышел. Надев на глаза гарнитуру, подогнанную под его большие детские глаза, он сверился с расписанием уроков. На занятия он опоздать никак не мог, поскольку проводились они удалённо в виртуальной студии, в которую он мог попасть из любой точки, просто надев специальные очки с микрофоном и наушниками, и подключившись через коммуникатор к электронной студии. Он тут же попадал в виртуальный кабинет, где виртуальный же наставник, образ которого он тоже создавал сам, изначально представляющий собой искусственный интеллект в форме гундосливого баритона без визуализации, забивал пустующие ячейки его памяти всякой научной дребеденью. Говорил он по умолчанию монотонно, следить за ним просто так было муторно, но Скантул хорошо понимал, что это необходимо, и поэтому развлекал себя придумывая для него остроумные образы, помогающие не терять концентрацию на занятиях. Ведь отстать было легко, а научный прогресс, который он видел и ощущал на себе каждый день, не оставлял шанса таким персонажам. Государство, ненавязчиво присутствующее в жизни общества и охватывающее собой всю планету целиком, тоже таковых не приветствовало. Конечно, оно о них не забывало, можно было рассчитывать на минимальный уровень жизни в любом случае. Этот уровень включал в себя бесплатное медицинское обслуживание, минимальное образование, белково-углеводный комплекс в виде белых сухариков в небольших порционных пакетиках и витаминно-минеральный премикс в виде бурых сухариков в пакетиках ещё поменьше. Их выдавали специальные фандоматы на улицах, после сканирования микрочипа под тонкой кожей стилусоида. Всё пресное и синтетическое на вкус. В исправительных лагерях на другой планете, где с преступниками работал в основном тот же искусственный интеллект, и то кормили лучше.

В такие лагеря ссылались «оступившиеся», социально неблагонадёжные стилусоиды. Их строили на отдельной специальной Планете-тюрьме – Кортордр-5. Смертной казни в прямом смысле не существовало, но любой стилусоид в таком вот лагере имел право за счёт государства пройти процедуру фатализации – добровольного умерщвления. Состояло она из нескольких этапов: подача электронного заявления, которое вносилось в общую базу данных исправительного лагеря через специальный компактный гаджет, носимый каждым заключённым в виде браслета на предплечье, рассмотрение которого занимало несколько минут, и принятия решения – почти всегда положительного. Поскольку каждый имеет право на распоряжение собственной жизнью. Электронный голос вежливо приглашал заключённого в специальную небольшую кабину с единственным белым креслом без подлокотников, напоминающее стоматологическое, и одной большой кнопкой, вмонтированной прямо в него. Нажимал её заключённый сам, если не передумает в последний момент, конечно. В кабину через маленькие отверстия в потолке под давлением пускался газ-транквилизатор белого цвета с бодрящим свежим ароматом. Через несколько секунд все когнитивные функции нервной системы стилусоида отключались, личность его безвозвратно перегорала. Кабина проветривалась мощным газовым насосом сбоку. Следом подавался другой газ, горьковатый, который убивал за восемьдесят три секунды все нейроны в его мягком губчатом мозгу. Далее действовал насос. Электронные датчики снимали с тела показания и фиксировали окончательную смерть. Тело отправлялось на утилизацию в газовую печь с системой дожига, куда его отвозил вольнонаёмный рабочий, перекинув за руку в специальный труповозный ящик. Ещё через двадцать три местные минуты – время достаточное, чтобы позавтракать чем-то более благородным чем пакетик белых сухариков, труп сжигался в печи и дополнительно обрабатывался дожигающей системой. От него не оставалось ничего, кроме одного с небольшим кубометра разреженных газов, сразу улетучивающихся через трубу наружу.